Это был первый день, когда я пожалел, что переехал в славный город Екатеринбург.
19
– У тебя плохое настроение, – говорит мне Лера.
– Всё нормально, – спокойно отвечаю я.
– Нет, не нормально. Что случилось?
– Лера, я сам постараюсь с этим разобраться.
– У нас не должно быть никаких тайн друг от друга. Мы – одно целое. Рассказывай.
Начинаю. Рассказываю, что две недели не мог дозвониться до Егора. Он просто не брал трубку. Вчера наконец взял.
– Какой ты после этого папа? – закричал он, и я услышал, что он плачет. – Ты, который сделал такое?!
…Я орал в телефонную трубку как сумасшедший. Я пытался объяснить ему: не всё, мол, так просто, Егорка, пойми, и пот струился по моим вискам, заливая трубку.
– Я ничего не понимаю! – кричал Егор. – Кому мне верить? Вы все говорите вроде правильно. Но я не понимаю, кому из вас верить!
– Успокойся и верь самому себе, – сказал я не то глупость, не то истину.
В конце концов Егор успокоился. Мы даже пошутили. Сын заявил:
– Извини папа, я вёл себя как дебил.
И мы договорились созваниваться как минимум раз в три дня.
…Выслушав мой рассказ, Лера заключила:
– Ага. Зато айфоны в подарок принимаем и не обижаемся!
Лучше бы она изъяснилась штампом. Про то, как он вырастет и всё поймёт.
20
Я люблю одиночество. Мне это стало понятно здесь, в городе Екатеринбурге, на втором месяце проживания. Долго не хотел признавать этого, но вот признал. Это открытие меня несколько озадачило. Одиночество – это, когда один. А у меня есть Лера, у Леры есть Нина. И это семья.
– Ты к ней холоден, – заметила как-то Лера.
Холоден? Я не ору на неё, не практикую телесные наказания, я играю с ней в куклы – и я к ней холоден?!
Лера – человек, у которого всё на полную катушку. И сразу. Эмоции через края хлещут. Любить – так любить. Трахаться – так трахаться. Ругаться – так ругаться. Я по первым двум пунктам – всецело «за». А третий пункт мне чужд и отвратителен. Женских криков я до сих пор не выношу. Даже повышенных интонаций. Женщина не должна орать. Женщина должна говорить тихо.
А Лера на дочь свою налюбоваться не может. Она жалеет её, боится обидеть, ведь её ещё до появления на свет бросил родной папаша. Бросил и ни разу не изъявил желания увидеться.
Лера хочет, чтобы я любил Нину по полной. Есть у меня чувства к ней тёплые, есть. Тёплые, хорошие. Успокойся, говорю. Дай время, привыкнуть надо.
Но Лера – человек стремительный. Человек крайностей и крайне открытый человек. Что пришло на ум, в себе не держит, выдаёт сразу – нате! Я уже награждён титулом «ёбнутый». Не помню, как и что произошло, рассуждал я о чём-то.
Лера выслушала эти рассуждения и заключила:
– Ты говоришь как ёбнутый.
Опаньки.
«Это не со зла, Андрюшенька, – впоследствии объяснила, – вырвалось просто. Я же добрая, ты знаешь. Это несдержанность моя. Прости меня!»
И поцелуйчики, поцелуйчики.
Дочка копирует маму в точности. Не по её что-то пошло, сразу же:
– Мамка дура! Мамка, отстань! Замолчи!
А потом, часа через два, – поцелуйчики.
– Она у меня добрая, несдержанная просто, – говорит Лера.
– У моего сына язык бы не повернулся сказать такое.
– А у меня другой ребёнок! Она не увлекается Махно! Она в куклы играет!
Видимо, из меня плохой воспитатель, и отвратительный из меня советчик. Сразу же всплывает комплекс вины, вечный и неискореняемый. Всё чаще я ловлю себя на мысли: чужой. Я всё-таки здесь чужой. Не лезь со своим уставом. Здесь заведено так, не лезь.
Поэтому я хочу побыть один. Для передышки. Для того, чтобы не убить любовь.
21
Ну, я не совсем один, конечно. У меня есть «Фейсбук». Девушки уходят утром. Покидают они жилище в восемь. Собираются шумно.
– Где моя Ариель, мама?!
– Потом найдём! Мы опаздываем!
– Где она? Я же вчера её видела!
Лежу недвижимо. Делаю вид, что сплю. Когда дверь закрывается, я добираю свои час-полтора, просыпаюсь, делаю зарядку, иду в душ. Завариваю чай, наполняю чашку и включаю компьютер.
В «Фейсбуке» – как у себя дома. Я здесь с две тысячи одиннадцатого года, меня сюда затащил тёзка, Андрей Заблудовский, Забл, как называют его в музыкальных кругах. Коренной ленинградец, он дружил с Майком Науменко, помог Кинчеву записать первый альбом «Нервная ночь», в его квартире жил Башлачёв. Забла звал в группу «Автоматические удовлетворители» Великий Панк Свин, но Андрей принял другое предложение, стал одной четвёртой бит-квартета «Секрет». Группа неоднократно собиралась и распадалась, он был единственным, кто не уходил из неё никогда. Название коллектива Андрей оставил за собой и, кажется, даже запатентовал его. Я думаю, это правильно. Он ни разу не предал свою группу, поэтому он самый главный «секрет».