В "Хронике Эрика" почти не ощущается воздействие религиозной догматики, столь характерной для средневековой литературы. Конечно, автор неизменно обращается к Господу в случае смерти или гибели персонажей, победы или поражения в битвах, с одобрением описывает крестовые походы, осуждает ложную клятву Биргера. Тут и там в его речи проскальзывают религиозные сентенции. Но большой набожности автор не проявляет. В ряде случаев в хронике обнаруживаются следы языческих мотивов: одобрение кровной мести, вера в предначертание судьбы или несчастливые приметы.
Наиболее интересной особенностью "Хроники Эрика" являются авторские лирические отступления, наполненные юмором, иронией и житейской мудростью. Авторский юмор оживляет порой самые важные и значимые эпизоды хроники. Так, в ходе решающего сражения при Хове между конунгом Вальдемаром и герцогом Магнусом конунг заснул и проспал весь бой. Автор рисует в комическом виде бегущих с поля боя норвегов и датчан. Авторские размышления и оценки событий делают все повествование более объемным. Благодаря им оживают персонажи хроники, и их отношение друг к другу становится более понятным. Например, перечисляя обидные прозвища, которыми королева София наделяла братьев своего мужа, автор с лукавством говорит:
Порой авторские взгляды расходятся с основными положениями рыцарской идеологии. Он неоднократно прощает героев за бегство с поля боя, если это было единственным путем к спасению. "Счастье такое злата дороже", — говорит автор, описывая возвращение воинов невредимыми из похода. "Знаем мы, если беда впереди, думает каждый, как жизнь спасти", — пишет автор о шведах, обращенных в бегство русскими с острова Орехов. А когда защитники крепости Стегеборга после долгой осады наконец решают открыть ворота и выдать наследника Магнуса Биргерссона в обмен на обещание сохранить им жизнь, автор говорит: "Будь ты священником или шутом, заботишься прежде о благе своем!"
Примечательны лексические и стилистические особенности "Хроники Эрика". Она написана на древнешведском языке, но содержит большое количество заимствований из средненижненемецкого диалекта.
Такие заимствования характерны в той или иной степени для всех скандинавских языков в эпоху средневековья, что вполне естественно, если иметь в виду мощное влияние со стороны немецких государств и Ганзейского союза. Многие документы, исходящие из дворянской и городской среды, обнаруживают воздействие средненижненемецкого диалекта. "Хроника Эрика" интересна в этом отношении тем, что показывает, какие языковые заимствования были характерны для высшего слоя шведского общества и окружения государей, в среде, где немецкий язык был хорошо знаком. Конунг Магнус Амбарный Замок был женат на немецкой графине, и его тесть, граф Герхард II Голштинский, жил при дворе конунга, а герцог Эрик, главный герой хроники, приходился зятем королеве Эвфемии, немке по происхождению. Автор хроники, будучи приближенным к аристократическим кругам, активно использовал модные немецкие слова, которые, вероятно, считались более "изысканными", нежели исконные слова с тем же значением. Благодаря новой заимствованной лексике, пополнявшей выразительные возможности древнешведского языка, хроника звучала более современно для придворной элиты.
Характерной стилистической особенностью хроники является широкое использование разного рода тавтологий и повторов (храбрый и смелый, мечи и оружье). Тавтологии широко представлены во всех более ранних произведениях жанра рифмованных романов и хроник. С их помощью решалась проблема сохранения размера и ритма, и они использовались для заполнения "пустого" пространства текста. Кроме того, эстетические критерии, равно как и требования к литературе в начале XIV в.", существенно отличались от современных. Чрезмерное использование тавтологий и других стилистических фигур, которые с позиции сегодняшнего дня оцениваются как нежелательные приемы стиля, являлось неотъемлемой чертой средневековой литературы. Они отвечали вкусам своего времени и воспринимались как достоинство изложения.