До мавзолея мы несли Ленина вдвоем с Рябовым.
Владимир Ильич плакал, предчувствуя сердцем печальное состояние анабиоза.
Вдалеке, напротив театра Эстрады, вспыхнули золотом главы Храма Христа Спасителя.
— Что это? — кротко спросил Ленин.
— Ваши соратники, — объяснил Рябов, — когда-то этот Храм взорвали. Построили бассейн. Демократы восстановили Храм.
— Пустите меня, — попросил вождь. Резво спрыгнул с наших рук.
Ленин разорвал ворот своего клетчатого пиджака, посыпал лысоватую голову какой-то земляной трухой с голубиным помётом, трижды осенив себя крестным знамением, встал на четвереньки и стремительно пополз к Храму Христа.
— Ну, Петя, что вы на все это скажите? — вопросил меня Рябов.
— Всякая дорога ведет к Храму.
— Завтра люди придут в мавзолей. Что они там увидят? Пустоту! Вакуум…
— Свято место пусто не бывает…
Рябов помрачнел.
— Кумир кумиру рознь, — буркнул он, ударив носком ботинка ржавую банку из-под килек. — Далеко не каждый выходец с того света озабочен экологической судьбой нашей планеты. Многим мертвецам на нас наплевать.
— Ребятушки, верните меня в мавзолей! — чуть не вприпрыг бежал к нам из храма Ленин. Лицо его просветлело. Борода пушилась, будто у канонизированного святого.
Я чудом сдержался, чтобы на него не перекреститься.
Глава 12
ЧП на скотобойне
Москву, СПб и Екатеринбург потряс ряд исчезновений знаменитых и, следовательно, весьма дорогих специалистов пиара, знатоков чистых, а также грязных политтехнологий.
Всё было бы хорошо, ничего нового… Однако, когда бесследно исчез самый матёрый политтехнолог нашего времени Василий Суворов, об этом правозащитники зашептались даже в Кремле.
— Петя, — гортанно произнес сыщик Рябов, — если так и пойдет, то следующие всенародные выборы начисто будут лишены рекламы.
— Может это и к лучшему… — я, акушер второго разряда, Петр Кусков харкнул в окно.
Там, на мрачной кирпичной стене, болтались вылинявшие обрывки политических плакатов. Всё что осталось от недавно еще вулканически бушующих выборов.
Рябов вплотную подошел ко мне, стиснув мое предплечье, резко спросил:
— Петя, вы давали клятву Гиппократа?
— Ну, допустим…
— Так пропали же люди!
— Пиарщики-то?!
— Все равно люди. Всех жалко!
Слова сыщика показались мне не лишенными смысла.
Тут в нашу комнату, насквозь разбив оконное стекло, влетел камень. Он был завернут в бумагу.
Я развернул манускрипт.
«Встретимся в полночь на скотобойне Черкизовского мясоперерабатывающего комбината», — хорошо поставленным голосом прочел я записку.
— А подпись? — сверкнул стальными зрачками Рябов.
— Позвольте? Что за чушь?! Подпись — «Кукла Барби».
Инспектор выхватил у меня цидулку, тут же сунул ее в нагрудный карман защитного френча.
— Петя, мы выступаем! Нельзя потерять и минуты.
— Инспектор… На сегодня у меня другие планы. Я хотел принять ванну. Подстричь усики. К тому же я тяжело переношу вид разделанных мясных туш.
Не дослушав меня, Рябов перещелкнул затвор именного браунинга, выскочил в дверь.
На скотобойне мне не понравилось.
Огромные котлы с чем-то зловонным булькали.
Повсюду на железных крюках висели синеватые туши.
Я взглянул на фосфоресцирующие часы «Победа».
— Рябов, — сказал я мягко и убедительно. — Время уже недетское. Пора возвращаться домой.
И тут из-за одного булькающего чана, не спеша, вышла кукла Барби.
Однако какой рост?!
Выше человеческого… Гораздо!
«Переодетый баскетболист Майкл Джордан», — молнией мелькнуло в моей голове.
Да куда там отставнику Джордану?!
Кукла оказалась гораздо выше и полна агрессивных, явно не баскетбольных планов.
Она сняла с одного из крюков тушу барана, внезапно кинула в нас.
— Я — кукла Барби! Поиграйте со мной! — произнесла механически.
Я выхватил из кармана походный скальпель, матово сверкнувший под люминесцентными лампами скотобойни, сурово двинулся на Барби.
Рябов отеческим тоном остановил меня:
— Спокойно, Петя! Будем брать куклу живой.
Увидев мой скальпель, Барби рванула за чаны с варевом.
Мы бросились за ней.
Пролетели цех по разделке свиней, цех по разделке быков, цех по разделке индюков, вбежали еще в какой-то неведомый цех, и — оцепенели.
В помещении на крюках висели полулюди, полубараны.