У кого-то была баранья голова и человечьи конечности.
У кого наоборот… То есть, голова хомо сапиенса, а ноги-руки скотские.
— Помогите! Help! — кричали эти полузвери. — SOS!
Барби замерла. Нажала на своей спине потайную кнопку и вдруг стала на глазах расти.
Три… Четыре метра…
Это уж точно не Майкл Джордан. Куда там ему, бедолаге?!
Башка куклы замаячила под самой крышей, глумливо глядя сквозь туман мясных испарений.
— Я — кукла Барби! Поиграйте со мной! — пробасила куколка.
Барби схватила чан со смрадной жидкостью и окатила нас с Рябовым с головы до ног.
Сыщик, этот утонченный эстет и педант, не выдержал. Он вырвал из потайной кобуры браунинг и с одного выстрела разрывной пулей разнес пластмассовый черепок Барби.
Подошли к поверженному колоссу.
— Я — кукла Барби! Поиграйте со мной… — просипела игрушка.
— Чем она говорит? — похолодел я, акушер второго разряда, Петр Кусков.
— А вот чем…
Рябов мускулистым рывком перевернул вражью куклу, разорвал ей на спине платье, выковырнул походным ножом огромную, размером с банку тушенки, пищалку.
Сыщик нажал на неё указательным пальцем.
— Я — кукла Барби… Поиграйте со мной… — загнусила гадина.
— Ну уж нет! — усмехнулся Рябов, подбросил пищалку, с одного выстрела раздробил ее вдребезги.
Тут началось невообразимое.
Туши на крюках зашевелились.
И не только!
Баранья шерсть слезала клоками. Отпадали хвосты.
Через пять минут мы были окружены плотной толпой наших соотечественников.
— Кто вы? Как сюда попали? — пролепетал я посиневшими губами.
Толпу властно раздвинул мужчина средних лет, с сивой бородкой, весьма мне знакомой по телеэкранам.
— Мы — пиарщики! Мастера чистых и грязных политтехнологий! — ответил бородач. — Я — матёрый политтехнолог, инженер предвыборных душ, Василий Суворов.
— Здравствуйте, господин Суворов! — мы с сыщиком уважительно склонили свои уже начинающие седеть головы.
Суворов ткнул носком ботинка из крокодиловой кожи в бренные останки Барби:
— Сия куколка закинута нам со спутника-шпиона.
— Китайцами?! — не удержался я, Петр Кусков.
— Почему китайцами? — нахмурился Суворов. — ЦРУ, конечно.
— Чего ради?
— Месть за неудачные президентские выборы…
— Спасибо за освобождение! — внезапно дружно прокатилось под сводами скотобойни.
Мы оглянулись с Рябовым.
Невероятно!
Нас обступили тысячи блистательных виртуозов пиара. Еще минуту назад они были баранами, быками, индюками и даже курами. А вот гляди-ка! Очеловечились…
Некоторые из них стряхивали с кашемировых пиджаков баранью шерсть, а кое-кто скидывал с бабочек, осыпанных бриллиантовой крошкой, куриные пух и перо.
— Все политтехнологи? — прерывающимся голосом вопросил я, акушер Кусков.
— Да! — склонил свою живописную главу Василий Суворов. — Но спаслись далеко не все… Кого-то наш электорат проглотил в виде колбасы, молочных сосисок и копченых сарделек.
— Инспектор Рябов, — проникновенно обратился я к своему другу и наставнику. — Вот ещё один повод стать вегетарианцем.
— И дарить детям, — подхватил мысль Рябов, — вместо кукол Барби хохломские глиняные свистульки и расписные матрешки из Гжели.
— На этот раз почти все обошлось, — подытожил я. — Больше это не повторится.
— Не обольщайтесь… — строго глянул на меня Василий Суворов. — На следующие выборы Госдеп завернет нам еще какую-нибудь поганку.
Глава 13
В погоне за русской идеей
Россию, как ударом грома, поразило известие: подлые марсиане выкрали из Кремля флэшку с национальной идеей. А ведь она была единственной, эта злополучная флэшка. Другой нет! На компах секретную инфу сохранять опасались.
Президент РФ появлялся перед телекамерами, открывал блокнотик и не мог выговорить ни словечка. Плакал до соплей, навзрыд.
Стенали и мы, его безутешные сограждане.
Зафиксировав такой меланхолический настрой, рубль рухнул.
Застыли электростанции. Замерли рычаги нефтяных вышек. Паутиной трещин покрылись нефте— и газопроводы. Чернозёмы заросли чертополохом и какой-то несъедобной брюквой.
Арбат, родной Арбат, воспетый гением Булата Окуджавы, погрузился в кромешную тьму.
— Ты гляди, — сыщик Рябов приподнял брови, — мал золотник, а воняет.
— Вы это о ком?
— О флэшке.
— Зачем она инопланетянам? — спросил я. — Разве на других звездах живут наши соплеменники?