— Переводил в сиротские приюты, — потупился Дубровский.
Несколько минут мы молчали. Пролетел ангел.
Рябов расцеловал Дубровского:
— Цель не оправдывает средства. Но все же, все же…
В Москве по крышам барабанил дождь.
В мусорных контейнерах копались голуби.
— Здравствуй, Москва! — прошептал я, уткнувшись лбом в холодное стекло окна на Чистых прудах.
Рябов на портативном саксофоне играл печальную мелодию арабских кварталов Иерусалима.
Я потёр свою небритую щеку, задумался.
— Инспектор, куда же делся гималайский медведь?
— Не было никакого медведя.
— Как это не было?!
— В шкуре медведя выступил тесть Дубровского, отец Маши.
— Что такое?
— Тестем Дубровского был капитан судна «Белоруссия», — Рябов заиграл желваками. — Он страшно боялся разрушения счастливого брака. Маша же строила глазки Самсону Самсоновичу. Поэтому папа и опередил зятя.
Я схватился за голову:
— Зачем же он надел шкуру медведя?
— Этого теперь никто не узнает…
Глава 54
Возвращение Будды
Пропажа мумии корейского вождя Ким Ир Сена всколыхнула всю прогрессивную мировую общественность. Всколыхнула она и нас, то есть меня, акушера второго разряда, Петра Кускова, и моего друга, бесстрашного и прозорливого сыщика Рябова.
— Петя, — помрачнел он, — мы должны вернуть священную мумию. Для них он является одной из реинкарнаций Будды.
Я сурово нахмурил брови:
— Мы найдем Будду, даже если из живых нам придется сделать сотни мумий!
В Корею мы вылетели самым экстренным рейсом «Москва — Пхеньян».
И вот мы в стране карликовых плодовых деревьев и буддийских с десятком крыш пагод.
По улицам фланировали одни корейцы.
Раскосые глаза и гибкие для поклонов туловища.
На первый, хотя и проницательный взгляд, мумии товарища Ким Ир Сена нигде не было.
— Спокойно, — прочитал мои мысли сыскарь. — Прежде всего, мы отправимся в местную баню и выкурим по кальяну с гашишем. Без наркотического вдохновения в этом раскосом мире хрен что поймешь.
Корейцы поливают друг друга не из шаек, как у нас в снежной России, а из крохотных пиал. Сперва обязательно моют щиколотки настоем сакуры. Потом шею настоем чертополоха. А затем уже купают всё остальное — чаем медуницы, смешенным напополам с эликсиром горького корейского лука.
Детектив Рябов впал в наркотический транс и губы его зашептали: «Ким Ир Сен! Ким Ир Сен…»
Банщик в юбочке из молодых порослей бамбука чутко прислушался, потом с поклоном к нам обратился:
— Хасимото!
Рябов отбросил кальян и глазасто глянул на банщика:
— Хасимото?
— Хасимото! — подтвердил банщик.
Сыщик с треском надел кобуру.
— Мумию украл император Японии Хасимото. Вперёд, мой друг! Нельзя терять ни секунды!
По улицам Токио тихоокеанский бриз нёс нежные лепестки сакуры.
Стояла чудная весна, с курлыканьем журавлей, с песнями страстных местных Ромео.
— Японская баня и кальян? — резво спросил я Рябова.
— Исключительно японский массаж и любовь тонкошеих гейш.
В массажном дворце мы выпили по рюмке саке и заказали двух краль.
Они пришли, постукивая деревянными каблуками, шелестя шелковым кимоно, расшитыми золотыми драконами.
И почему я не родился в стране Восходящего Солнца?!
Рябов показал гейшам иероглиф, обозначающий имя безвременно почившего вождя Северной Кореи.
Девы поклонились нам и прошептали:
— Моска!
— Может, Моська? — вопросил я.
Рябов вскочил с бамбукового топчана, с хрустом натянул на себя ремни потайной кобуры.
— Мы срочно вылетаем в РФ. Моска — это Москва. По-японски…
Москва нас встретила демонстрацией шахтеров.
Они шли по Красной площади, стучали касками и громко скандировали:
— Ким Ир Сен!
— Ага! — сощурился Рябов. — Кажется, мы прилетели сюда вовремя.
Мы последовали за шахтерами, выкрикивая, как и они:
— Ким Ир Сен!
Мы интуитивно чувствовали близость раскрытия тайны пропажи мумии.
И обмишурились…
Потерянные, мы брели с Рябовым мимо памятника А. С. Пушкину и вдруг увидели человека в зелёном кашне, держащего трепещущий на пронзительном московском ветру плакат: «Шахтеры! Возвращение корейского Будды состоится сегодня. В 6 часов 66 минут».
— Да это же знак сатаны! 666…— прошептал я.
— Петя, вы умница! — Рябов подпрыгнул, выполнил дзюдоистский пируэт, уже через миг человек в зеленом кашне распростерся под чугунным памятником пиита.