– Это люди с невыполненной миссией, с чувством неудовлетворенности и чувством фрустрации, – сказал Калугин, – ибо как военные они не добились победы и проиграли войну. Более того, стали объектом критики, иногда совершенно не заслуженной… И вот когда такие люди приходят в Министерство обороны, и их становится все больше, – это у меня вызывает тревогу…
Разумеется, оба силовых ведомства – и МО, и МБ, – отвергли обвинения, что от них исходит какая-то угроза. Сделали они это на совместном брифинге 8 июля. Мы опровергаем заявление Козырева, будто представляем руководству России искаженную информацию, сказал, в частности, начальник аналитического управления Министерства безопасности Ксенофонт Ипполитов. Он утверждал также, что ни одна из известных ему силовых структур, будь то армия или правоохранительные органы, не ведет подготовку военного переворота. При этом, однако, Ипполитов признал, что локальные выступления, причем с кровопролитием, этим летом вполне возможны.
В эти же дни в Доме политпросвещения состоялись два полярных по отношению друг к другу мероприятия: пресс-конференция оппозиционеров и Форум сторонников реформ. На пресс-конференции (Ричард Косолапов, Виктор Алкснис, Александр Проханов и др.) речь шла об опасности “демократической диктатуры”. Собравшиеся требовали поскорее устранить “Ельцина и компанию”.
На Форуме сторонников реформ выступили Геннадий Бурбулис, Егор Гайдар, Гавриил Попов, Сергей Филатов… Гайдар говорил об угрозе фашизма и тоталитаризма, о том, что политика экономических компромиссов, лавирования приведет к гиперинфляции, нестабильности, а затем, как уже не раз бывало в истории, к националистической, фашистской диктатуре.
Бурбулис, вслед за Ельциным, счел такую угрозу сильно преувеличенной и призвал к консенсусу.
Как видим, в стане реформаторов в этот момент сосуществовали две тенденции: настороженность и призыв к бдительности соседствовали с, пожалуй, чрезмерной самоуспокоенностью, по крайней мере внешней.
Тревожные разговоры о путче продолжались весь июль. При этом оптимистические – я бы сказал, натужно-оптимистические – заявления о том, что он невозможен, перемежались с угрюмыми утверждениями противоположного свойства. Так, 26 июля секретарь Совбеза Юрий Скоков уверенно заявил: переворота в России быть не может, поскольку армия на стороне президента. А уже на следующий день представитель этой самой армии – первый зам начальника авиации сухопутных войск генерал-майор авиации Валерий Очиров возразил Скокову: “Переворот возможен, хотя и не в той форме, в какой мы его себе обычно представляем. Не обязательно выводить на улицу войска и технику, и президент может остаться на месте, начаться все может со смены его окружения”.
С чего все начнется и как будет происходить – с техникой или без техники, – это уже, как говорится, детали. Главное – тревога, повторяю, висела в воздухе и так или иначе ощущалась всеми.
Путч-1 и Путч-2
С новой силой заявления и контрзаявления по поводу возможности переворота зазвучали в годовщину августовского путча – 19 августа. В этот день уже сам министр обороны Павел Грачев твердо пообещал: “Руководство и личный состав Вооруженных Сил России не допустят событий, направленных на свержение законно избранного народом Президента”.
Куда денется эта твердость через год, в октябре 1993-го?
Годовщину путча отметила и оппозиция, собравшая конференцию под вроде бы нейтральным названием “Двухлетие суверенизации России, итоги и перспективы”. На деле она стала сборищем сторонников ГКЧП. Как отмечала “Независимая газета”, таковых оказалось совсем немало: союзные депутаты Виктор Алкснис и Сажи Умалатова, российские нардепы Владимир Исаков, Илья Константинов, Михаил Астафьев, Сергей Бабурин, писатель Александр Проханов, театральный режиссер Сергей Кургинян и великое множество рядовых коммунистов, патриотов, военных. “Приди ГКЧП к власти сейчас, – свалить его оказалось бы не так-то просто”, – констатировала газета.
Выходя на трибуну, “неогэкачеписты” излагали свои взгляды на то, как устранить “антинародный режим”. Конкретнее и радикальней других, как всегда, высказался несгибаемый борец за права трудового народа Виктор Анпилов. Согласно его плану, 26 августа будет устроен очередной антиельцинский митинг, в сентябре – опять-таки очередной поход на “Останкино” (к этому времени “Останкино” уже стало для “трудороссов” своего рода Зимним дворцом, который следует захватить во что бы то ни стало, в первую очередь) и, наконец, в октябре, – “главное событие года”: миллионный митинг перед Кремлем, который примет новую, коммунистическую, конституцию и новый, опять-таки коммунистический, закон о выборах…
При этом, естественно, подразумевалось, что при такой неслыханной активности масс не останутся в стороне и силовые структуры…
И вновь на пресс-конференции 21 августа, посвященной опять-таки прошлогодним трагическим событиям, Ельцин заявляет непререкаемым тоном:
– Путча-2 не будет. Это я вам твердо заявляю. У нас нет базы такой с точки зрения высшего руководства, силовых структур. Ведь тогда все Горбачева предали, от личного телохранителя до премьер-министра. У нас нет сейчас такой ситуации. Есть доверие президенту со стороны всех этих руководителей и полное взаимное понимание. Другое дело, я могу разделить ваши опасения в отношении недовольства людей. Вот здесь надо очень внимательно следить, что мы и делаем. Нам, вы помните, говорили, что в апреле будет общий бунт всей России. В марте, в апреле, в мае, – а его нет, нет и нет…
На ельцинский тезис о том, что в его окружении, в силовых структурах, “среди наших соратников и друзей”, нет предателей, один из журналистов пробует робко возражать: но ведь таковые могут оказаться “за пределами Кремля”… “Какие силы сегодня способны, по вашему мнению, решиться на организацию переворота?”. И опять тот же категоричный ответ Ельцина:
– Нет такой силы! Как говорил Ленин когда-то: есть такая партия! А я говорю: нет такой силы! Нет базы у этой силы. А главная база – народ…
Зловещая тень “болдинского” аппарата
Начало сентября 1992-го. Предчувствие драматических событий сохраняется. Ощущение, что поздней осенью или зимой что-то все-таки произойдет, какой-то катаклизм. Самое страшное, что может случиться, – реванш, реставрация коммунистической власти.
Геннадий Бурбулис считает, – такое мнение он высказал на упомянутой уже встрече с группой журналистов, – что подобного рода опасения сильно преувеличены: реваншистские силы спекулируют на слабостях нынешнего этапа реформ, точнее на подступах к реформам – они ведь по-настоящему еще и не начинались, – однако активность реваншистов абсолютно не соответствует настроениям большинства российского населения, так что социальной базы у них нет. Так-то оно так, но история показывает, что для успешного переворота вовсе не требуется поддержка большинства. Все зависит от правильно выбранного момента, от ловкости организаторов и участников переворота, от поддержки со стороны силовых структур. В октябре 1993-го никто не станет спрашивать у большинства, каково его мнение, однако попытка переворота едва не закончится успехом. Не хватит малого.
Все более бесцеремонно ведет себя Хасбулатов. Естественно, это вызывает протесты демократического меньшинства ВС, которые, впрочем, спикер пропускает мимо ушей. Так, 8 сентября координатор демократических фракций Вячеслав Волков заявил, что Хасбулатов пытается осуществить государственный переворот. “Председатель парламента постепенно концентрирует в своих руках диктаторскую власть, – сказал Волков. – Этой цели служит ряд недавних распоряжений Хасбулатова, практика его авторитарного руководства ВС и третирование членов правительства”.
О каких хасбулатовских распоряжениях шла речь? Одним из них спикер наделял себя правом единолично направлять на места от имени ВС полномочных эмиссаров и таким образом, как считает Волков, плести сеть заговора по всей стране. Особую роль в готовящемся перевороте должен был сыграть, по словам Волкова, личный секретариат Хасбулатова, состоявший почти целиком из бывших сотрудников горбачевского помощника Валерия Болдина, как известно, предавшего своего шефа в августе 1991-го. Спикер наделил работников своего личного аппарата правом представлять Верховный Совет. В то же время он подготовил документ, по которому прекращалась практика, когда комитеты ВС и даже отдельные депутаты могли обращаться непосредственно к президенту…