Все резко меняется во второй половине 1222 г. Начинается великое эстонское восстание. Немецкая власть в стране сметена. Эсты в союзе с русскими грозят самому существованию завоевателей в Прибалтике. Епископ-дипломат с его лживой "мягостью" и откровенные притеснители меченосцы сразу оказываюся на краю гибели. Перед общей угрозой соперники примиряются. Эта крайняя опасность и прямой ультиматум рижан заставляют орден отказаться наконец от долголетнего сепаратизма и поневоле уступить епископу. По договору, заключенному в начале 1223 г., а окончательно оформленному в 1224 г., Эстония делится на три части, из коих одна достается епископу рижскому Альберту, другая — епископу эстонскому Германну и третья — ордену.
Соединив все силы, немцы подавляют отчаянное сопротивление защитников свободной Эстонии. Эсты разбиты при Имере, замок Феллин и крепость на р. Пале взяты. В том же 1223 г. русские, явившись на зов эстов с 20-тысячным войском, овладевают важнейшими крепостями Эстонии, Дорпатом и Оденпэ, но затем, вместо удара на Ригу, уклоняются к Ревелю и долго, но без пользы осаждают его.
В 1224 г. идет жестокая борьба вокруг Дорпата, опорного пункта русских в Эстонии, где князем сидит Вячко. Падение Дорпата окончательно решает дело в пользу немцев. Эсты покоряются, и новые владетели Эстонии — два епископа и орден вступают в свои права, причем датская оппозиция оказывается очень ослабленной двухлетним сидением Вальдемара II в плену в Германии.
Следующий затем период относительного мира в Ливонии отмечен приездом папского легата, епископа моденского Вильгельма, который должен, с одной стороны, информировать курию об общем положении дел во "вновь обращенной" и очень мало известной стране, а с другой — уладить остающиеся территориальные разногласия между датчанами и немцами и т. д. Легат объезжает земли лэттов, ливов и эстов, спорные области берет под власть Рима, решает ряд споров в Риге, налаживает канонические порядки и отправляется в обратный путь.
Этим, собственно, (главой XXIX) и кончалась Хроника первоначально. Несколько позднее добавлена была еще одна глава (XXX) о завоевании о. Эзеля. Рассказом о крещении жителей Эзеля заключается Хроника.
Вопрос об авторе нашей Хроники представляет давнюю и частью доныне не разрешенную загадку. Рукописная традиция не сохранила его имени, как не сохранила и точного наименования его произведения. Единственным источником для разрешения вопроса является, таким образом, содержание Хроники, бесспорно дающее ряд указаний не только к характеристике писательских особенностей автора, его эрудиции и мировоззрения, но и к интересующему нас вопросу об имени его.
Сам автор нигде себя по имени не называет, но вообще не раз говорит о себе. Он ясно указывает, что был очевидцем и участником описываемых им событий. В XXIX. 9 он говорит: "Ничего здесь не прибавлено иного к тому, что почти всё мы видели своими глазами, а чего собственными глазами не видели, то узнали от видевших и участвовавших".
Что это вполне основательное заявление, видно и по красочности некоторых описаний и по наличию во многих местах Хроники таких деталей, какие могут быть известны лишь очевидцу, и, наконец, по особой, свойственной автору манере — неожиданно, посреди рассказа, идущего в третьем лице, переходить к изложению от первого лица ("мы"), например, в XIX.5, XXII.9, XXIII.7, XXIII.9 и др.
В отдельных случаях это "мы" не только свидетельствует о присутствии автора при описываемых событиях, но определяет и роль его, как их участника. Так, в XXII 1.7 читаем: "и тотчас мы окрестили его" (Кириавана); далее: "и когда мы уже должны были помазать его святым елеем..." Очевидно, автор был священнослужителем. Этого надо было бы ожидать и a priori, считаясь с культурно-бытовой обстановкой XIII в., это видно и по стилю Хроники, по характеру литературной эрудиции автора, по роду тем, особенно привлекающих его внимание.
О священниках в Хронике речь идет очень часто. Автор тщательно регистрирует даже мелкие факты их миссионерской деятельности в Ливонии и многих[34] называет по именам. Естественно предполагать, что где-то в числе прочих он называет и себя: вероятнее всего, разумеется, там, где к имени священника относится наибольшее число индивидуально-биографических мелочей, неизвестных или даже неинтересных постороннему.
Исходя из этого, уже первый издатель Хроники, Иог. Дан. Грубер[35], а за ним А. Ганзен[36] и Г. Гильдебранд[37], путем внимательного анализа текста и сопоставления содержащихся в нем биографических показаний о разных священниках, пришли к убеждению, что автором Хроники был часто встречающийся там Генрих, названный в рассказе о нападении ливов на епископа рацебургского (XVI.3) sacerdos ipsius (епископа) et interpres Henricus de Lettis[38]. Это определение принято почти всеми исследователями[39] и действительно обладает наибольшей вероятностью, но, надо признать, основано лишь на косвенных доказательствах. Дело было бы совершенно ясно, если бы можно было отыскать в Хронике такое место, где отмечавшееся выше авторское "мы" находилось бы в достаточно ясной связи с именем Генриха, но такого места нет. А. Ганзен (о. с., стр. 16) видел его в XXIV.5, где автор, рассказывая о миссионерских путешествиях Петра Какевальдэ и Генриха имерского по Эстонии, и в частности — о крещении ими людей в деревне Кеттис, добавляет, что позднее датчане построили там церковь, "как и во многих других деревнях, нами крещенных". Мнение А. Ганзена было бы убедительно, и вопрос был бы решен, если бы слова a nobis ("нами") можно было с полной уверенностью отнести только к Генриху и Петру, исключив более широкое понимание ("немцы вообще"), которое Г. Гильдебранд, например (о. с., стр. 162), считал даже более правильным[40].
34
Fredericus de Cella (XVIII.8), Iohannes de Wironia (X.7), Gerhardus (X.7), Hermannus (ibid.), Nicolaus (IV.2), Salomo (XV.9), Segehardus (XXIII.4) и Theodericus (XXIV.5, 6; XXVI.5), по сообщению Хроники, убиты туземцами и в счет не идут; Alexander (Х.14), Conradus Kolbe, Florentius Cassius, Robertus Gilbanus (все в XII.5), Ludovicus (XXIV.1), Mauritius (XXIX.2), Theodoricus Rabbius (XI.5), Salomo (другой — XXIV.6) и Volchardus de Harpenstede (VI 1.8) упомянуты по одному разу мельком; из упомянутых по два раза: Godefridus (XIX.8, XXI.7), Hartwicus (XXIV.6, XXVI.7), Iohannes de Vechte (VI 1.8 и, вероятно, он же в IX.5), Iohannes Strickius (XI.5, XVIII.7) ни в ком нельзя видеть автора Хроники: о втором говорится не без иронии, а о первом более напыщенно (в XX 1.7), чем обычно говорит о себе наш автор; Иоганн Штрик оба раза упомянут мельком; наконец, Иоганн из Вехты, судя по IX.5, повидимому, был одним из информаторов автора; три раза и более упомянуты: Otto (XVIII.7, XIX.4, 7), Petrus Kakewalde (XIX.4, 7; XXIV.1, 2), Daniel (X.9, 14, 15; XII.2; XIII.2 и, может быть, XXVII.1); Alebrandus(VI.2; X.14, 15; XI.7; XIII.5; XVI.3, 4; XVII.6; XVIII.2; XXII.4; XXIV.1) и Henricus de Lettis (XI.7; XII.6 — трижды; XV. 1; XVI.3; XVII.6; XVIII.3; XXIV.1, 2, 5, 6; XXIX.7). Из них первые два не могут отождествляться с автором Хроники, так как миссионерствуют в Эстонии как раз в то время, когда тот путешествует в Италию (отмечено Г. Гильдебрандом, о. с., стр. 163); кроме того, Отто (как и вышеуказанный Гартвик) — орденский священник, чего, как увидим, нельзя думать о нашем авторе. Даниил, как явствует из всего, о нем сказанного, вообще не был в Эстонии, где, несомненно, не раз бывал автор Хроники. Таким образом, этого последнего можно искать под именами Алебранда и Генриха, поскольку упоминания о них одинаково часты, районы их деятельности до известной степени совпадают и отношения к епископу сходны. Однако, по вполне основательным соображениям Г. Гильдебранда (1. с.) из этих двух авторство с гораздо большим вероятием можно приписать Генриху. Как ни часты упоминания об Алебранде, они никогда не бывают так подробны и так богаты мелочными деталями, как рассказы о Генрихе, а если и есть кое-какие исключения из этого правила, то они легко объяснимы и при авторстве Генриха, не раз бывавшего спутником и младшим товарищем Алебранда и, конечно, многое знавшего непосредственно от него.
38
В других местах он именуется: Henricus, Letthorum minister de Ymera (XXIV.1); Letthorum de Ymera sacerdos (XXIV.5); Henricus, scholaris episcopi (Альберта — XI.7) и просто sacerdos.
39
Укажем следующие исключения: Ив. Юрьенс в статье "Древнейшая Ливонская Хроника" (в Записках Отд. русск. и слав. археологии Русск. Археолог, общ., т. V, вып. 2, СПб., 1904, стр. 26-42) подвергает сомнению доводы Ганзена и Гильдебранда, уклоняясь сам от всякого определения автора. Г. Трусман — в статье "Древнейшая Ливонская Хроника и ее автор" (ibid., т. VII, вып. 2, СПб., 1907, стр. 204-225), еще дальше идущий по пути весьма смнительной гиперкритики, считает автором Ротмара, брата епископа Альберта; наконец, сравнительно недавно I. Krodsneeks усумнился в том, можно ли даже с уверенностью утверждать, что именно Генрих, а не другой неизвестный, безымянный священник был автором Хроники (см. Latwijas wehsture, II, Riga, 1920, стр. 24 — цитируем по SB, Riga, 1914-1921, стр. 151 и прим. 1)
40
В этом широком смысле правильнее, разумеется, было бы не a nobis, но a nostris, как и сказано, например, в XXIII.7 о Табелине; однако фразеология Хроники вообще не абсолютно точна, и поэтому расширительное толкование Г. Гильдебрандом слов a nobis не лишено правдоподобия, хоть и не имеет той обязательности, с какою им предлагается.