3. Когда король узнал о поступке аббата, то призвав его, спросил, посылал ли он гонца в Ригу, и тот, не побоявшись короля, признал, что послал письмо через одного человека. Позднее послы, отправленные из Риги вместе с ним, боясь гнева короля, стали умолять и уговаривать аббата отказаться от своих слов. Он однако, зная, что "раз промолвишь, навек улетит невозвратное слово"{52}, ни под каким видом не желал взять назад то, что говорил королю.
Король понял, что так он ничего не добьется, поскольку план его выдан, и замыслил хитрость, раз не удалось действовать военной силой. Ведь тот, кто с видом голубки говорит ласковые слова, иногда ранит так же, как змея в траве{53}.
(Полоцкое посольство к епископу. Заговор ливов) Аббата отпустили домой, но вместе с ним отправили заговор ливов русских послов с мирными речами, но коварной мыслью. Выслушав обе стороны, ливов и епископа, они должны были решить, кто прав, чтобы это решение и соблюдалось.
Отпущенные королем послы очень быстро добрались до русского замка Кукенойса и оттуда отправили в Ригу вместе с аббатом одного диакона Стефана (но не первомученника!){54}, приглашали епископа встретиться с послами и назначили для переговоров день 30 мая, а место — близ реки Воги. Остальные, рассыпавшись во все стороны по области, стали звать ливов и лэттов, собственно называемых лэтигаллами, явиться при оружии. Ливы пришли с намерением не столько выполнять волю короля, сколько содействовать гибели христиан{55}. Лэтты же или лэтигаллы, которые, хоть и оставались еще язычниками, но были хорошего мнения о жизни христиан и желали им добра, не явились на эти коварные переговоры, и даже подарки, поднесенные им русскими, не могли склонить их ко злу против тевтонов. 4. Господин епископ, приглашенный на эти переговоры королевским послом, вышесказанным Стефаном, по совету своих дал такой ответ: "Во всех странах, как известно, существует общий обычай чтобы послы, отправляемые своими господами, сами искали того, к кому посланы, и являлись к нему, но никогда государь, как бы скромен или любезен он ни был, не выходит из своих укреплений навстречу послам. Поэтому и послам и их гонцам надлежит искать нас в нашем городе, где мы со своими могли бы и принять и содержать их с ббльшим почетом. Итак, пусть пожалуют, ничего не боясь, ожидая почетного приема".
5. С приближением назначенного дня вооруженные ливы собрались на переговоры у реки Воги. Старейшины же из замка Гольм, зачинщики всего злого дела, пришли к ним на корабле и, пристав к замку Икесколе, стали звать с собой и икескольцев. Тевтоны однако, зная лукавство ливов, отказались сесть на корабль, и те продолжали свой путь, рассуждая с соотечественниками об изгнании христиан.
(Собрание ливов и гибель двух разведчиков из Икскюля) Между тем двое икескольцев из новообращенных, а именно Кириани Лаиян, стали усиленно просить Конрада, начальствовавшего в замке, позволить им присутствовать на собрании ливов, чтобы узнать их упорные замыслы и сообщить, какие мероприятия готовят они против христиан; они расчитывали на своих многочисленных родственников и друзей и не боялись итти к грозному вражескому войску. Считая это весьма безразсудным в силу многообразного коварства ливов, Конрад отговаривал их, но затем, уступив настойчивым просьбам, позволил итти. Явившись на собрание, они тотчас были схвачены старейшинами, их стали принуждать отступить от веры христовой и отречься от тевтонов, но те, утвердившись в любви к богу, заявили, что принятую веру они готовы сохранить со всей преданностью, и никакие муки не в силах оторвать их от общения и дружбы с христианами. Из-за этого, понятно, даже родственники так их возненавидели, что ненависть пересилила всю прежнюю любовь{56}: с общего согласия ливов, их обвязали вокруг ног веревками и разорвали пополам, подверли жестоким мукам, вырвали внутренности, оторвали руки и ноги. Нет никакого сомнения, что за эти страдания они, вместе со святыми мучениками, удостоились вечной жизни. 6. Тела их покоятся в икескольской церкви, рядом с могилой епископов Мейнарда и Бертольда, из коих первый был исповедником, а второй мучеником, как выше было сказано, и пал убитый теми же ливами{57}.
После этого ливы сговорились на том, чтобы, собравшись со всех концов страны, сначала занять ближайший к Риге замок Гольм, а оттуда уже напасть на рижан, весьма малочисленных в то время, и разрушить город. Заключив таким образом договор и союз, но не помня о воспринятых таинствах, забыв о крещении, отвергнув веру, не заботясь о мире и снова начиная войну, вся масса ливов спустилась к Гольму и объединилась вместе с пришедшими на зов некоторыми литовцами из Торейды и из Вейналы{58}.