— Да? Ну что ж, тем лучше. Речь идёт о железнодорожной концессии, в которой заинтересованы те люди, которые прислали меня сюда, и в которой, по их сведениям, заинтересованы и вы.
— Ах, вот что... Но там дело уже решённое.
— Не совсем. Договор ещё не заключён, и если мы сговоримся...
— То что тогда?
— Вы могли бы рассчитывать на комиссионные.
— И сколь велики бы они были?
— А сколь великими вы бы хотели их видеть?
— Вам это будет не по карману.
— Это не мой карман.
— А чей же, если не секрет?
— Ну вообще-то я имею полномочия открыть имя только вашей компаньонке.
— Но я же сказала: делами занимаюсь я. Она вообще от этого в стороне. Так кто?
— Господин фон Мекк, если вам что-то говорит это имя.
— Ах, он... Он всё же надеется. Надо же, не поленился послать вас сюда. Ему же сказали — нет.
— Но на каждое «нет» есть своё «но». Вопрос в цене.
— Ну что ж... Полтора миллиона.
— Ну знаете... Это нелепо, по меньшей мере.
— А во сколько господин Мекк оценивает «но»?
— У меня указания не подниматься выше семиста тысяч. Это крайний предел, но я сразу же его обозначаю, чтобы сэкономить ваше время.
— Об этом не может быть и речи. И передайте господину фон Мекку, чтобы он не рассчитывал на помощь министра. Мы уже знаем о его попытках, но он только подставит его под удар. Государь, — Варя многозначительно посмотрела в сторону виллы, — как вы догадываетесь, выберет не вашего покровителя.
— Я сам ничего не решаю, а лишь курьер. Я передам всё, что вы сказали. Как мне сообщить вам результат?
— Через моего брата, ротмистра Шебеко.
— Александр? Из кавалергардов?
— Вы знакомы? Тем лучше, — она поднялась, увидев, что карета отъехала от виллы.
— Я надеюсь, мы ещё увидимся.
— Я надеюсь — нет.
— Однако вы не очень любезны.
— У нас же деловое свидание.
— Это верно, но тем не менее оно доставило мне несомненное удовольствие, которое во многом скрасило его результат. К тому же мне почему-то кажется, что мы с вами ещё встретимся и по другому поводу, а я редко ошибаюсь.
— Значит, сегодня тот редкий случай...
Катя, стоя перед зеркалом, одевалась. Варя сбоку смотрела на неё.
— Так хорошо? — спросила Катя.
— По-моему, чудно. Я вот смотрю на тебя и думаю: сколько же мы тратим перед свиданием времени на одевание, чтобы потом снова всё это снять.
— Да ну тебя... Всегда у тебя какие-то повороты мыслей.
— А как же им не поворачиваться — мыслям, коль, говорят, в мозгу у нас сплошь извилины. Иначе им наружу и не выйти. Вот, кстати, ещё один поворот, совсем уж в другую сторону. Ты говорила с Государем о нашем деле?
— Насчёт концессии? Нет, Варь, совсем к слову не приходилось. Как это — вдруг, ни с того ни с сего.
— С того, милая, что это твоё будущее. И не надо стыдиться этого, это натурально, он поймёт. Объясни ему, что этот Ефимович тебе никто, ты знать его не знаешь, но что он знаком с твоим братом и предлагает хорошие деньги за комиссию и акции в будущем предприятии. Государю стоит намекнуть министру путей сообщения, и все мы станем богаче на пятьсот тысяч каждый. Одно слово — и полтора миллиона. Плохо ли?
— Ну ладно, я попробую.
— Ты уже два раза собиралась. А время идёт, и соперник тоже не дремлет. Тут вот один уже заявился — отступного предлагает.
— Так, может, оно и лучше. Те же деньги, но не надо одалживаться ни у кого.
— Если бы те же, я бы не настаивала. А они только семьсот тысяч дают. На троих вовсе ерунда. Неужели трудно?
— Ну ладно, ладно, поговорю. Как зовут этого подрядчика?
— Ефимович.
— Противная фамилия.
— А фон Мекк лучше?
Теперь уже Александр одевался перед зеркалом. Катя, лёжа в постели, глядела на него.
— Завтра, свет мой, я приду немного позже. Приезжает мой дядя Вильгельм. Мне всё же хочется примирить их с Францией. Хотя их неприязнь зашла так далеко, что не знаю, удастся ли. Но всё же попытаюсь, может, послушает племянника. А нет, так и не знаю, что Тьеру сказать — он тоже желает прибыть сюда. Я просил Горчакова отписать в Париж, чтобы пока воздержался. Встречаться здесь им ни к чему. Да и у меня тогда совсем свободного времени не останется, и так у нас его похищают каждый день.