— А ты, ты разве не сравниваешь нас?
— Я?
— Когда ты говоришь, что я лучше всех, что ты так никогда никого не любил...
— Но это всё правда, только при чём тут железная дорога?
— Ты опять всё к шутке сводишь. Тебе забавно видеть, как кто-то заботится о своём будущем, тогда как твоё предопределено свыше от рождения. Да?
Александр встал.
— Что-то я сегодня всё время в проигрыше. Пойдём, поднимемся к тебе.
— Нет, я не хочу. У меня голова болит. Хочу побыть на воздухе.
— Но здесь неудобно говорить. Вон Варя идёт.
— А что говорить, Саша? Ты всё сказал: тебе твои министры дороже меня. Ну вот с ними и уединяйся...
В своих апартаментах Александр беседовал с бароном Дельвигом.
— Барон, скажите господину Бобринскому, что я решил отменить своё решение по поводу концессии и более склоняюсь отдать предпочтение заявке господина Ефимовича.
— Но господин фон Мекк уже уведомлен, что Ваше величество соизволили высочайше одобрить его представление.
— Ну так извинитесь перед ним за этот раз, мы найдём способ компенсировать его потери.
— Я непременно тотчас же по приезде доложу господину министру Ваше высочайшее указание, но, боюсь, я не смогу объяснить ему, чем оно вызвано. В техническом и финансовом отношениях проект господина Мекка заметно предпочтительней.
— Вы полагаете, барон, что я во всех случаях обязан объяснять причины своих решений?
— Нет, Ваше величество, я далёк от этой мысли. Более того, я полагаю, что такие случаи могут иметь место. Но я также думаю, что в этих случаях преданные слуги Вашего величества, коими являемся, я и мой министр, могут расценить это как знак недоверия себе и скрытое пожелание Вашего величества, чтобы мы подали в отставку.
— Ну что ж, барон... Если вы и господин Бобринский ставите свою преданность Государю в зависимость от какого-то подрядчика, то я не смею удерживать вас от этого шага...
Коляска Александра подкатила к дому. Ему навстречу вышла Варя и сказала:
— А Кати нету.
— Как нет? — изумился Александр. — А где же она? Она в это время всегда дома.
— Она в салоне, платье мерит.
— Платье? Она мне ничего не говорила про это.
— Она, верно, хотела сделать вам сюрприз.
— А как скоро она вернётся?
— Не знаю, Ваше величество. Я уж и сама беспокоюсь.
По аллее шла Катя в новом платье. Рядом с ней шёл X. Вдали слышалась музыка, играл духовой оркестр. Катя торопилась, но X. пытался её задержать.
— Погодите, Катя, не уходите, я ещё не сказал вам самого главного.
— Я не хочу ничего слышать. Я ещё раньше сказала вам...
— Но вы же не знаете, зачем я здесь, на что пошёл, чтобы иметь возможность видеть вас, какие унижения стерпел и терплю только ради того, чтобы мельком увидеть вас.
— Я не желаю знать ваших обстоятельств, увольте меня от них. Один раз вы навязали мне своё общество, чтобы обманом поставить меня в ужасное положение. Тогда ваш план не вышел, вы хотите снова повторить его...
— Это не мой план, я и не знал, с какой целью мною воспользовались.
— Ну так скажите тому, кто вас снова послал, что второй раз...
— Меня никто не посылал. К вам — никто. Я взял на себя некую обязанность здесь, чтобы иметь возможность приехать сюда, мои обстоятельства не позволяли мне этого, а ждать, пока вы вернётесь, было выше моих сил. Да и здесь нам легче видеться. Там я вынужден скрываться, я сменил имя, живу по подложному паспорту, вот и внешность пришлось... Меня могут искаться коли нашли бы...
— Я же просила вас не посвящать меня в ваши обстоятельства. Они мне вовсе не интересны.
— Но они же и ваши обстоятельства. И ваши.
— Мои? С какой стати?
— С той, что кто-то ведь тогда хотел причинить вам зло. С моей помощью, винюсь, и всю жизнь буду молить прощения, но этот кто-то ведь и сейчас опасен вам, и даже более, чем тогда, раз тот план не удался... И кто знает, может, сейчас, в эти минуты, делается что-то ещё, чтоб погубить вас? А вас некому защитить.
— Меня есть кому защитить.
— О, нет, вы заблуждаетесь. Если вы думаете, что вас может защитить тот, кто невольно является причиной вашей опасности, вы очень заблуждаетесь. Он слишком высоко, а подлость творится внизу. И я умоляю вас позволить мне защитить вас... Если я не прав, если вам ничего не грозит, тем лучше. Но если хоть в малой степени мои опасения окажутся справедливы...