Все утренние часы они спускались к огромному центральному плато, и в первых проблесках дневного света Деккерет заметил нечто странное далеко, внизу: скальный клочок чернильной тьмы резко выделялся на груди пустыни. По мере их приближения пятно превращалось в оазис, распадаясь на рощицу тонкоствольных деревьев с длинными ветвями и листьями фиолетового цвета.
Оазис стал местом второй дневки. Следы на песке неопровержимо указывали, что здесь неоднократно отдыхали путники. Более того, под деревьями валялось множество осколков, а в чистом сердце рощи стояло что-то вроде грубого подобия навеса из наваленных кучами камней, увенчанных старыми высохшими сучьями. Чуть дальше между деревьями кружил маленький солоноватый ручеек, и обрывался в небольшой стоячий водоем, зеленый от водорослей. А тропка, начинавшаяся от него, вела ко второму водоему, видимо, питаемому ручьем, полностью бегущим под землей, чьи воды были абсолютно чистыми, без примесей. Между двух бассейнов Деккерет увидел любопытное сооружение: семь каменных столбиков высотой по пояс образовывали двойную арку. Он осмотрел их.
— Работа Меняющих Форму,— пояснил Баржазид.
— Капище метаморфов?
— Скорее, алтарь. Мы знаем, что Меняющие Форму часто бывают в оазисе, находили тут маленькие подарки пьюриверов своему богу: молитвенные палочки, обрывки перьев, небольшие, искусно сплетенные чаши.
Деккерет беспомощно уставился на деревья, словно ожидая, что они тут же превратятся в диких аборигенов. Он мало общался с уроженцами Маджипуры, этими побежденными и изгнанными туземцами, и то, что он знал о них, было в основном слухами и выдумками, основанными на страхе, невежестве и чувстве вины.
Некогда они жили в больших городах — Альханроель, например, был усеян их руинами,— и в школе Деккерет видел нарисованные изображения самого большого и самого знаменитого — Веласосиера, расположенного неподалеку от Лабиринта Понтифика; но города эти умерли тысячи лет назад, а с приходом человека и прочих племен местные пьюриверы были силой оттеснены в самый мрачный край планеты, в основном, в огромную лесистую резервацию на Зимроеле, где-то юго-восточнее Кантора. Вдобавок к своим скудным познаниям Деккерет видел настоящих метаморфов всего два раза: хилые люди с зеленоватой кожей и совершенно невыразительными лицами, хоть они и меняли одну форму на другую с поразительной легкостью. И он мог только гадать, не является ли маленький урун или сам Баржазид затаившимся метаморфом.
Он тряхнул головой, отгоняя дикие мысли, и сказал:
— Интересно, как удается Меняющим Форму или кому бы то ни было выживать в пустыне?
— Они народ изобретательный. Приспособились.
— И много их здесь?
— Кто знает! Я натыкался несколько раз на группы человек по пятьдесят, по семьдесят. Вероятно, есть и другие, хотя, возможно, я встречал одних и тех же, только в разных обличиях.
— Странный народ,— пробормотал Деккерет лениво погладив отшлифованный камень, венчающий столбик алтаря. С молниеносной быстротой Баржазид схватил Деккерета за запястье и отвел его руку.
— Не прикасайтесь к ним!
— Почему?— удивился Деккерет.
— Это святыня.
— Для вас?
— Для тех, кто воздвиг,— раздраженно ответил Баржазид.— Мы относимся к ним с уважением и чтим магию, которая может здесь заключаться. В этих местах никто не навлекает на себя месть соседей случайно.
Деккерет удивленно смотрел на человечка, столбики, два бассейна, стройные остролистые деревья. И, несмотря на зной, его затрясло. Он окинул взглядом местность за маленьким оазисом — волны барханов, пыльную полосу дороги, исчезающей на юго-западе в стране тайн.
Солнце быстро поднималось, источая нарастающий жар, Деккерет оглянулся на горы, через которые путники перевалили — огромные и зловещие, они, как стена, отрезали их от цивилизации в этой знойной земле. И вдруг он ощутил пугающее одиночество, усталость и затерянность.