Нет. Это было бы слишком просто для всеобщего языка снов, и в густом тумане, внезапно окутавшем Деккерета, он увидел, как стимов неожиданно развернулся и хлестнул охотницу, сбив ее с ног, но женщина поднялась, выплюнув несколько окровавленных зубов, и расхохоталась, и погоня продолжалась — точнее, вернулась к своей начальной стадии, а после стимов вырвался вдруг из гущи леса и напал на самого Деккерета, вышибая кинжал из его руки, грозно взревел перед последним ударом, но не нанес его; а сцена вновь и вновь менялась, и теперь уже Колатор Ласгия лежала под опускающейся лапой, пока Деккерет беспомощно дрожал рядом, не способный шевельнуться. Затем жертвой снова стала охотница, потом Деккерет, и — совсем уж неожиданно и невероятно — старший Баржазид, а после него — Колатор Ласгия. Деккерет смотрел, не отводя глаз, и голос под его локтем произнес:
«В чем дело? Все мы — и жизнь наша, и смерть — принадлежим Дивине. Возможно, для тебя тогда было важнее не упустить добычу».
Деккерет огляделся. Голос принадлежал охотнице, и звук его поразил Деккерета. Сон начал сбивать с толку. Он попытался проникнуть в его тайну, напрягая свою волю.
Теперь он видел Баржазида, стоящего неподалеку на темной лесной прогалине. Стимов снова рвал охотницу.
«Такова правда?»— спросил Баржазид.
«Наверное, да. Я не видел».
«Что вы делали?»
«Продолжал погоню. Я не хотел лишиться добычи».
«Вы его убили?»
«Да».
«А потом?»
«Вернулся обратно и нашел ее. Так…»
Деккерет помотал головой. Гнусный пожиратель падали уже оседлал женщину. Колатор Ласгия, улыбаясь, стояла рядом, скрестив руки.
«А после?»
«Подошли остальные. Они похоронили ее, затем мы сняли шкуру зверя и вернулись в лагерь».
«Дальше».
«Кто вы? Почему спрашиваете?»
Деккерет на один краткий миг увидел себя под клыкастым рылом пожирателя падали.
«Вам было стыдно?»— спросил Баржазид.
«Конечно. Я поставил охотничий азарт выше человеческой жизни».
«Вы не могли знать, что она ранена».
«Но я чувствовал. И ведь видел, но просто не позволил себе смотреть, понимаете? Я знал, что ей плохо, и ушел».
«А кто позаботился о ней потом?»
«Я».
«Даже так?»
«Да».
«Вы чувствуете себя виноватым?»
«Конечно».
«Вы виновны юностью, глупостью, воспитанием».
«Разве вы мой судья?»
«Да,— сказал Баржазид.— Взгляните на мое лицо».— Он дернул шрам на своем лице и надул щеки, и его продубленная пустыней кожа начала трескаться и лицо сморщилось, как маска, и соскользнуло, открыв под собой иное лицо, искаженное отвратительной ухмылкой, дергающееся от конвульсивного хохота.
И Деккерет узнал его — это было его собственное лицо!
В тот же миг Деккерета пронизало такое ощущение, будто игла жесточайшего света пробила ему голову. Подобной боли он еще никогда не испытывал — игла пылала в мозгу с чудовищной силой. И этот мучительный удар высветил глупую мальчишескую романтику — единственную виновницу, сочинительницу трагедии. Он метался в поисках очищения от греха, который вовсе не был грехом, если исключить, снисходительность к самому себе. В разгар агонии Деккерет услышал вдали удар гонга и сухой, режущий слух, дьявольский хохот Баржазида, потом, напрягшись изо всех сил, вырвался из сна и повернулся на бок, дрожащий и ошеломленный, все еще испытывая боль, хотя она уже таяла вместе с остатками сна.
Он попытался встать и обнаружил, что завернут в густой, чахнущий мускусом мех, словно стимов прижал рыцаря к своей груди. Сжимали его могучие руки. Четыре руки, осознал Деккерет, и окончательно пришел в себя, понял, что лежит в объятиях гигантской скандарши Кэймак Грэп. Вероятно, он бился и кричал во сне, она решила, что кошмар продолжает мучать его, и не дата подняться. Держала с такой силой, что чуть не трещали ребра.
— Все в порядке,— пробормотал Деккерет, с трупом открыв рот, плотно прижатый к серой шерсти.— Я не сплю.
Она продолжала держать.
— Вы… меня… задушите…
Он дышал с трудом. Она могла убить его в заботливых материнских объятиях. Деккерет вырывался, отталкивал, даже колотил. Извиваясь, он как-то ухитрился сбить ее с ног, и они опять рухнули на землю. Она оказалась под ним, и в последнее мгновение руки ее разжались, позволив пленнику откатиться в сторону. Поднялся на колени, все тело болело. Выпрямляясь, заметил стоящего у флотера Баржазида, который поспешно срывал со лба какой-то аппарат — нечто вроде изящной диадемы и прятал в потайное отделение машины.