Он прикрыл глаза. Вошел в транс. И перенес картину на холст.
Сэрайс тихонько вскрикнула от удивления.
Нисмайл почувствовал, что весь покрылся потом. Он пошатнулся, с трудом сохраняя дыхание. Мгновение спустя вновь обрел над собой контроль и взглянул на холст.
— Как красиво! — прошептала Сэрайс.
Но он был потрясен увиденным. Эти головокружительные линии, смазанные и полосатые цвета, тяжелое сальное небо, угрюмой петлей приклеенное к горизонту — ничего похожего на сцену, которую он хотел запечатлеть, и, что гораздо тревожнее, ничего похожего на предыдущие работы Териона Нисмайла. Мрачная, болезненная картина, испорченная непреднамеренным диссонансом.
— Тебе не нравится? — удивилась Сэрайс.
— Я совсем не это пытался передать.
— Ну и что? Все равно, удивительно ТАК создавать картины, тем более, такую прекрасную…
— По-твоему, она прекрасна?
— Конечно. А разве нет?
Он посмотрел на Сэрайс. Это? Прелестно? Что это — лесть? Или у нее просто нет вкуса? Невежество? Неужели она искренне восхищается тем, что он сотворил? Этой необычной, мучительной картиной, мрачной и чуждой…
ЧУЖДОЙ!
— Тебе не нравится,— она уже не спрашивала — утверждала.
— Я не писал около четырех лет. Наверное, нужно начинать медленно и постепенно.
— Это я испортила,— перебила Сэрайс.
— Ты? Глупости!
— Мое сознание вмешалось, мое видение вещей.
— Я ведь говорил тебе, что холсты настроены только на меня. Я могу стоять среди многотысячной толпы, и не удастся никому повлиять на мою работу.
— Но, может, я как-то отвлекаю тебя?
— Вздор!
— Я пойду прогуляюсь, рисуй пока один.
— Не стоит. Пойдем-ка лучше домой, искупаемся, перекусим и еще кое-чем займемся, а?
Он снял холст с подставки. Однако слова ее подействовали на него сильнее, чем он сам признал бы. Несомненно, нечто странное вмешалось в создание картины. А вдруг это она каким-то образом испортила работу? Что, если скрытая душа метаморфа наполнила своей сущностью его сознание, заставив воспринять чуждые цвета?
Они молча шли вниз по течению реки, и когда добрались до луга земляных лилий, где Нисмайл встретил первого метаморфа, он сболтнул, не подумав:
— Сэрайс, я хочу тебя кое о чем спросить.
— Да?
Теперь он уже не мог остановиться.
— Ты не человек, да? Ты действительно метаморф?
Она уставилась на него, щеки ее заалели.
— Ты серьезно?
Он кивнул.
— Я — метаморф? — Она не очень убедительно рассмеялась.— Что за дикая мысль!
— Ответь мне, Сэрайс. Посмотри мне в глаза и ответь.
— Какая глупость, Терион.
— Пожалуйста, ответь.
— Ты хочешь, чтобы я доказала, что я человек? Но как?
— Я хочу, чтобы ты сказала мне, человек ты или что-то другое?
— Я человек,— сказала она.
— Я могу этому верить?
— Не знаю. Я тебе ответила.— Глаза ее весело блеснули.— Или я чувствую не как человек? Веду себя не по-человечески? Неужели я похожа на подделку?
— Может, я просто не могу подметить различий.
— Но с чего ты взял, будто я метаморф?
— Только метаморфы живут в здешних джунглях,— ответил он.— И логично… хотя, даже…— Он сбился.— Ладно, я получил ответ. Дурацкий вопрос, и я дурак.
Странный ты! Ты ведь должен рассердиться на меня, Ты ведь думаешь, что я испортила твою картину.
— Нет.
— Ты совершенно не умеешь лгать.
— Ну, хорошо. Что-то испортило мою работу. Я не знаю, что. Я собирался писать не это.
— Тогда напиши другую.
— Да. Позволь мне написать тебя.
— Я тебе уже говорила, я не хочу, чтобы меня рисовал.
— Мне это очень нужно. Мне необходимо увидеть свою душу, а я могу только так…
— Рисуй двикку, Терион, хижину.
— Но почему не тебя?
— Мне не хочется.
— Это не ответ, что тут такого?
— Пожалуйста, Терион.
— Ты боишься, что я увижу тебя на холсте такой, какой ты себе не нравишься? Так? Или, что я получу иной ответ на вопрос, если напишу тебя?
— Пожалуйста.
— Позволь мне написать тебя.
— Нет.
— Но почему? Скажи, почему?
— Не могу.
— Тогда и отказать ты не можешь.— Он вытащил холст из мешка.— Здесь, на лугу, сейчас. Подойди, Сэрайс, встань у реки. Это быстро, всего минута.
— Нет, Терион,
— Если ты меня любишь, ты мне не откажешь.
Столь грубый шантаж потряс его самого и рассердил ее. Он заметил зловещий огонек в глазах девушки, какого никогда не наблюдал раньше. Она сказала холодно и ровно:
— Не здесь, Терион. У хижины. Рисуй меня там, если настаиваешь.
За весь оставшийся путь они не сказали ни слова. Он старался забыться. Ему казалось, что он вырвал согласие слишком грубо, будто изнасиловал, и почти желал отдать назад ее уступку. Но… не спеша подготовил холст.
— Где мне встать? — осведомилась она.
— Где хочешь. У речки, у хижины.
Вялой походкой она подошла к хижине, посмотрела на Нисмайла — тот кивнул и удрученно принялся прохаживаться перед холстом, готовясь войти в транс. Сэрайс сердито смотрела на него полными слез глазами.
— Я люблю тебя! — выкрикнул он вдруг и погрузился в транс; последнее, что он видел, прежде чем закрыть глаза, была Сэрайс, замершая возле хижины, но теперь она уже не казалась унылой — плечи расправились, зрачки засверкали, вспыхнула улыбка. Когда он вновь открыл глаза, картина была готова, а девушка робко глядела на нею, ожидая.
— Ну, как? — спросила.
— Иди сюда, посмотрим вместе.
Она подошла. Они вместе стали рассматривать картину, а миг спустя рука Нисмайла обняла ее плечи. Она задрожала и крепко прижалась к нему.
На картине, на фоне зубчатых, хаотичных, сталкивающихся красных, оранжевых и розовых оттенков была женщина с человеческими глазами, но ртом и носом метаморфа.
Она спокойно сказала:
— Теперь ты узнал, что хотел.
— Значит, на лугу была ты? И в те два раза тоже?
— Да.
— Почему?
— Ты заинтересовал меня, Терион, и я захотела узнать о тебе побольше. Я никогда не видела таких, как ты.
— Я все равно не верю,— прошептал он.
Она кивнула на картину.
— Но этому ты веришь, Терион?
— Нет! Нет!
— Теперь Ты получил ответ.
— Я знаю, ты человек! Картина лжет!
— Нет, Терион.
— Докажи! Изменись, изменись сейчас же! — Он отпустил ее и чуть шагнул назад — Давай! Меняйся!
Она печально взглянула на него. Потом без какого-либо ощутимого перехода превратилась в его копию, как делала уже однажды. Нисмайл получил окончательный ответ. На щеке задергалась жилка. Он смотрел, не мигая, и она изменилась снова, превратившись на этот раз в что-то ужасное и чудовищное: кошмарный, испещренный оспинами серый шар с отвислой кожей, глаза-блюдца, загнутый черный клюв. Потом она стала метаморфом, повыше его, с полной грудной клеткой и невыразительными, почти отсутствующими чертами лица. И мгновение спустя — вновь Сэрайс: водопад каштановых волос, изящные руки, стройные ноги, сильные бедра.
— Нет,— воспротивился он – Нет, и не надо больше подделок.
Она превратилась в метаморфа. Нисмайл кивнул:
— Да, так лучше. Оставайся такой, это гораздо красивее.
— Красивее, Терион?
— Для меня ты красива и такая, настоящая. Обман всегда отвратителен.
Он потянулся к ее руке, на ней оказалось шесть пальцев, очень длинных и узких, без ногтей и суставов, кожа была молочной и чуть глянцевой — и все. Он ожидал большего. Провел рукой по ее стройному, почти бесплотному телу. Она стояла не шевелясь.
— Теперь я уйду, — сказала она наконец.
— Останься. Живи со мной.
— Даже теперь?
— Даже теперь. В своем настоящем облике.
— Ты действительно хочешь?
— Да, да,— кивнул он.— Останься.
— Когда я первый раз пришла к тебе,— вздохнула Сэрайс,— я хотела не только узнать, но и вредить. Ты наш враг, Терион. И род твой навсегда останется нашим врагом. Но, когда мы, стали жить вместе, я больше не могла найти причины, чтобы ненавидеть тебя. ТЕБЯ! Ты особенный, понимаешь?
Этот голос Сэрайс шел из чужих уст. Как странно, мелькнуло у него в голове, как похоже на сон.
— И я захотела остаться с тобой, играть свою роль вечно. Но игра окончилась, и все равно я хочу остаться с тобой.
— Тогда останься, Сэрайс.
— Только если ты действительно этого хочешь.
— Я сказал тебе, да.
— Я не страшу тебя?
— Нет.
— Нарисуй меня еще раз, Терион, покажи мне любовь в своей картине, тогда я останусь.