А затем начались сны, Послания.
Первое пришло в ночь Дня Звезды второй недели лета, мрачное и болезненное. Он видел уже третий сон, после которого сознание обычно начинает постепенно пробуждаться к рассвету, как вдруг обнаружил, что идет по полю светящихся желтых зубов, сминавшихся, корчившихся желтых зубов. В болотном, каком-то сером воздухе висела вонь, и клейкие, тягучие пряди сырого мяса свисали с неба, касаясь щек и рук и оставляя липкие следы, пылающие и пульсирующие. В голове звенело. Грубая тишина враждебного послания заставляла думать, будто мир растянут в невероятное далеко на туго натянутых струнах и где-то за ним слышится глумливый хохот. Небо опалял нестерпимо яркий свет. Он пересекал чашечку гигантского „ртового“, осознал Халигейн, одного из отвратительных плотоядных чудовищ флоры далекого Зимроеля. Несколько таких растений видел однажды на выставке диковин в Палате Кинникена, но те были всего трех-четырех ярдов в диаметре, а это оказалось ветчиной с целый пригород. Он угодил в самый центр дьявольской сердцевины, и бежал так быстро, как только мог, чтобы не свалиться на эти немилосердные скрежещущие зубы.
Значит, так это будет, думал он, скользя над сном и холодно обозревая картину. Это первое послание, и Король Снов будет мучить меня и дальше.
Скрыться было нельзя. На зубах торчали глаза, и глаза эти были глазами Клейма. Халигейн бежал, мокрый от пота, спотыкаясь и оскальзываясь, и он покачнулся и упал на россыпь безжалостных зубов, и они цапнули его за руку, а когда снова сумел подняться на ноги, то увидел, что окровавленная рука не такая, как прежде — она превратилась в бледную маленькую руку Клейма, мало пригодную для его запястья. Он снова упал, и снова зубы ухватили его, и снова произошло изменение, и затем снова все повторилось, и он мчался вперед, рыдая и завывая от ужаса, полу Клейм, полу Халигейн, пока не вырвался из оков сна и не сел на кровати, потный и трясущийся, вцепившись в плечо жены.
— Отпусти,— пробормотала она.— Мне больно. Что случилось?
— Сон… препоганый…
— Послание? — поинтересовалась жена.— Ты весь мокрый.
Он содрогнулся.
— Съел, наверное, что-то. Мясо морского дракона было слишком пересушенным и старым.
Пошатываясь, он поднялся с постели и налил себе половину чаши — вино его успокоило. Потом снова лег. Жена погладила по плечу, вытерла лоб и баюкала, пока он немного не расслабился, но боялся снова заснуть, и лежал, бодрствуя, до рассвета, уставившись в окружающую темень.
Король Снов. Таково его наказание. Он всегда считал Короля Снов только сказкой, которой пугают детей. Да-да, болтали, будто Король Снов живет в Сувраеле, и титул его по наследству передается в семье Баржазидов, что по ночам Король Снов с приближенными пристально изучают ауру спящих и, находя недостойные души, мучают их. Но правда ли это?
Халигейн никогда не встречал никого, кто получал послания от Короля Снов. Сам он однажды получил послание Властительницы, да и то не был в этом уверен, но в любом случае нынешнее послание всецело отличалось от того. Властительница посылала нежные видения, Король снов поразил острой болью. Неужели он действительно управляемся с целой планетой, с миллиардами ее обитателей, из которых добродетельны далеко не все?
Возможно, это просто несварение желудка,— успокаивал себя Халигейн.
Когда две следующие ночи прошли спокойно, он позволил себе поверить, что видел обычный кошмар, а Король Снов — только миф. Но на Второй День пришло послание, не вызывающее сомнений.
Такой же звенящий безмолвный звук. То же пронзительное полыхание света, образы Клейма, отдающийся эхом хохот, разбухающее и сжимающееся пространство и головокружение, сминающее дух. Халигейн зарыдал. Он уткнул лицо в подушку и еле дышал. Проснуться не смел — поднимаясь над гранью сна,
он неизбежно выдаст горе своей жене, и она предложит ему обратиться к толкователям снов, чего не может он сделать. Любой толкователь свободно прочтет, ЧТО соединяет его душу с душой Клейма; и что произойдет с ним тогда? И он терпел кошмар, пока не иссякли силы, и лишь тогда проснулся и лежал, слабый и дрожащий, до прихода утра.
Это был кошмар Второго Дня, но видение Четвертого оказалось еще хуже: он парил в воздухе, упал на шпиль Замка Горы, острый, как копье, и холодный, как лед, пронзивший его насквозь, и висел несколько часов, пока птица гихорн с лицом Клейма терзала его внутренности.
На Пятый День спал довольно спокойно, хотя в ожидании послания напряжение не оставляло его.