Всегда вдвойне переживал он и за больных, которых приходилось повторно оперировать, и за хирургов, допустивших брак. От ошибок никто не застрахован, и он их допускал. Но и сейчас, и всегда считал, что больной не должен платить жизнью за те ошибки. Приходил опыт, ошибок становилось меньше.
Прооперировав эту больную, он понимал, что теперь большая часть ответственности за ее жизнь ляжет на него. Это его не пугало, он верил в себя. Теперь больная нуждалась в особо тщательном уходе ради двойной гарантии успеха. В случае неудачи она могла умереть, что в свою очередь ударило бы по судьбам хирургов, оперировавших ее в первый раз, по его судьбе. Да и по престижу отделения, чести их “фирмы”.
Все больные, пролечившиеся в отделении, “несли” печать их “фирмы”. Может, для кого-то это пустые слова, кто-то не воспринимал их всерьез, но для него это важно. И он всегда пытался привить молодым хирургам чувство патриотизма к своему отделению. Должно же что-то людей объединять!
Их коллектив находился в начале большого пути, только-только формировался. Какие принципы заложить в его основу? Всех не знал, но в некоторых был уверен: любовь к работе, патриотизм по отношению к больнице и своему отделению, ответственность за результат.
Открыв дверь, он принюхался к палатному воздуху. Нет, запаха затхлости, гноя не было. Давно заметил, что вокруг тяжелых больных всегда создается свой микроклимат – из воздуха, который выдыхал больной, из запаха, исходящего из его рта и отделяемого по дренажам; в конце концов – запаха кала и мочи, вовремя не вынесенных из палаты, а может быть – духа самой болезни? Все это он использовал при оценке состояния больного.
Возле пациентки находился родственник, что значительно повышало шансы на успех. Вокруг кровати порядок, простыни чистые, дренажи аккуратно вставлены в баночки с антисептиками. Больная сама, опустив одеяло, обнажила живот для осмотра, И улыбалась! Он посмотрел живот, послушал перистальтику кишечника – симптомы перитонита явно пошли на убыль, по дренажу текла светлая желчь без осадка, по страховочным дренажам отделяемого не было. Возможно, ранних послеоперационных осложнений удалось избежать, хотя до полного выздоровления еще очень долго.
Настроение улучшилось. Прошло около тридцати минут. В приемное отделение не вызывали, и можно было посмотреть больных, оставленных для динамического наблюдения предыдущей бригадой дежурных хирургов. У парня и правда все боли в животе прошли, и он разрешил ему даже есть, а вот у молодой женщины исключить острый аппендицит не мог: сохранялись боли в правой подвздошной области, небольшая температура, лейкоцитоз в крови.
Острый аппендицит – заболевание хамелеон, испортившее многим хирургам нервы, настроение, здоровье, а иным и судьбы. Нередко возникали дурные мысли о собственных хирургических возможностях. Не так уж часто больные понимают, что это за заболевание, хотя слухов витает много. Некоторые пациенты требуют сразу же поставить точный диагноз. Но возможности у хирургов в этом плане зачастую ограничены. Была бы “молния” на животе, расстегнул ее, посмотрел, определил диагноз и быстро вылечил больного. Но в памяти хирурга только та головная боль, что остается почти после каждого трудного случая.
С годами вырабатывается интуиция на аппендицит. Не стопроцентная, но все же. А у некоторых хирургов она на высоте, создается впечатление, что они видят сквозь брюшную стенку. Само собой, интуиция возникает не на пустом месте: это десятки, сотни, может быть, тысячи больных, прошедших через глаза, руки и мысли врачей.
Да, придется поработать активно. Поджимал и срок заболевания вторые сутки. Если у больной аппендицит, надо оперировать. А если его нет? Он снова вспоминал советы своих мудрых учителей.
Днем дежурные могли сделать в качестве дополнительного (а может, и основного) ультразвуковое исследование органов брюшной полости, фиброгастроскопию, более тщательное рентгенографическое исследование. Жаль, невозможны они были в течение всех суток. Сколько бы неверных диагнозов отпало, сколько предотвращено ошибок! По телефону он договорился с УЗИстом, а затем с гинекологом, чтобы те ее быстро посмотрели. Больную к ним отправил, на все уйдет тридцать-сорок минут.
– Константин Александрович, вас искали, – окликнула постовая медсестра Галя, симпатичная девчонка с озорными глазами.
Она уже давно выглядывала его в боковое окошко кабинки поста. И пока он шёл по коридору, успела в который раз несмотря на то, что он был в халате и шапочке, рассмотреть и оценить. Он был немножко не в её вкусе: староват, небольшого роста. Но были и привлекательные для неё черты: тёмный шатен, с сединой в волосах, особенно на висках, приятный овал глаз с неотчётливым, но добрым цветом радужек. Губы правильно очерчены, уголки рта не опущены и не загнуты кверху, что, наверное, говорило о его устойчивом характере. Щёки небольшие, на их фоне выделялись края скуловых костей. Нос довольно правильной формы, скорее был типично славянским, чем каким-то особенным. Подбородок заканчивал чем-то запоминающееся лицо.