Это был один из его законов работы. И если он их свято соблюдал, ошибок было значительно меньше. Вопрос не в доверии, хотя и оно не маловажно, а в том, чтобы быть всегда в курсе дела. Не вмешиваться в работу молодых товарищей, когда все идет, как полагается, и своевременно вмешиваться, если что-то выходит из-под контроля и делается не так, этому он учился когда-то сам, этому научит и других.
Надо спускаться на лифте. Большой шестиместный, одновременно грузовой и пассажирский, двигался он медленно. Приходилось ждать несколько минут, которые всегда его внутренне злили. Спуститься по лестнице невозможно, все равно надо ждать. Эти минуты он считал потерянными. Не так обидно, когда работы мало или она не срочная, но если возникала необходимость срочной консультации, дело доходило до скандала. Никто же потом не примет всерьез объяснение, что он долго ждал лифт. А лифтер работает по своему распорядку и не знает, когда вызов срочный, а когда – нет. За суточное дежурство приходилось опускаться и подниматься до двух десятков раз, что было одним из неудобств в работе. Из-за подобных неудобств к концу дежурства накапливается усталость, раздражение. Ну почему мы сами создаем себе препятствия, а потом героически их преодолеваем?
Перед ним открылась дверь лифта. Вошел и попросил опустить его на первый этаж.
– Вам срочно? – спросила лифтерша. В лифте находились двое больных, и она хотела, видимо, вначале их поднять
– Нет, не срочно. – У него было время, можно и на лифте “покататься” (иногда он называл его "Наше метро").
Со всеми остановками в пути лифт, наконец, добрался до первого этажа. Он посмотрел на часы – на поездку ушло восемь минут. Никита уже осмотрел больных с подозрением на острый аппендицит. Обоих госпитализировал, но оперировать надо было одного, а второго – вначале полечить консервативно и посмотреть изменения его состояния в динамике. С такой тактикой Константин Александрович согласился, когда тоже их посмотрел.
“Молодец, Никита. Взрослеет как хирург”, – подумал он. Можно уже опереться в некоторые моменты на него и не так строго контролировать его действия. Третьего больного решили посмотреть вместе, уже первый взгляд на него насторожил: пациент не может найти удобное положение из-за болей в животе, бледный, есть позывы на рвоту. “Надо было смотреть его в первую очередь”, – с некоторым укором в адрес Никиты, да и в свой собственный, подумал Константин Александрович. Но всё равно надо будет ему напомнить о необходимости предварительной сортировки поступающих больных.
– Померьте артериальное давление, температуру, – попросил медсестру.
Осмотрев склеры глаз, посчитал пульс и склонился к больному. Живот был слегка вздут, напряжен, резко болезнен при пальпации. Перистальтика при аускультации резко ослаблена, на лицо положительные симптомы раздражения брюшины.
– Сто на пятьдесят. Температура тридцать семь и девять, – громко произнесла медсестра Света. – Мы уже заказали анализы крови и мочи по развернутой схеме. Надо позвонить в лабораторию – уже готовы, наверное.
– Позвоните, узнайте. Потом сделайте обзорную рентгенографию брюшной полости на наличие “свободного газа”. Еще – электрокардиограмму. – Он хотел исключить все другие диагнозы, которые в принципе могли быть и остановиться на одном, и желательно правильном.
Сразу возникло подозрение на деструктивный панкреатит – разрушительный процесс в поджелудочной железе, а значит – и в брюшной полости. Тратить время попусту было бы преступлением. Еще раз, поторопив сестру, стал писать. Истории болезни тяжелых больных и тех, кого, по его мнению, будет трудно лечить, (с сомнительным прогнозом на выздоровление), старался заполнять сам. При этом узнавал все мельчайшие подробности о болезни, и больном, и что, в свою очередь, помогало ему правильно выбрать метод лечения и вести динамическое наблюдение за состоянием пациента.