— Знаете, Михаил, давайте пока оставим сложные материи… — вдруг обронил Николаев. — Не могу я сейчас переносить умственное напряжение. Как-нибудь, в другой раз поговорим… Вы не обижаетесь? Ну, не могу пока.
Ученик понял, что серьёзного научного разговора, не получится. Больной человек есть больной. С тяжелым сердцем, покидал он наставника…
Не прошло и двух недель, после выписки, как Борис Борисыч вновь угодил к врачам с ухудшением состояния. Но после и этого лечения, попав домой, он еле-еле ходил: чтобы добраться на работу, несколько раз, приходилось останавливаться, на пути до остановки троллейбуса. Пить он больше не пил, потому что, уже был не в силах. Михаил как-то приходил к больному, пытался, опять, разговорить на научные темы, но Николаев избегал, тяжелой для себя, полемики.
— Давайте лучше, зайдем в «рабочий кабинет», выберете всё, что понравится из библиотеки.
Знакомый «кабинет» — был крохотной каморкой от кладовки, в одной из комнат. До потолка, кстати, заставленный книгами по нейрофизиологии, психологии и философии. На антресолях располагался архив Берлина. Небольшой письменный столик, едва умещался на двух квадратных метрах площади. Вот здесь, и писал Учитель, ночами, свою диссертацию…
— Хочу подарить копию кандидатского труда, — может, когда-нибудь и пригодится. И архив, если что, к вам перейдет, так сказать, по наследству… Ну, выбрали что-нибудь? Тогда, пойдемте пить чай.
3
Поэзия для Михаила была, отнюдь, не серьёзным занятием, а скорей, возможностью для простого отдохновения души, возможностью вылить, переполнявшие чувства на бумагу. Хотя, конечно, отдавал лучшие стихи в газеты, так сказать, ради интереса. Но лишь тогда, когда пару штук из них напечатали, в нём, откуда, ни возьмись, проснулось честолюбие.
В «Вечерке», полгода назад, Михаилу с его «произведениями» посоветовали обратиться в городское отделение Союза писателей. А там уже, некто Кочнев, известный поэт местного розлива, выдал рецензию на машинописный текст собранных стихов. Естественно, Кочнев в пух и прах разгромил наивные, псевдохудожественные поделки начинающего автора, но, вместе с тем, отметил, что, мол, цикл «Старая Зарека» написан, «будто бы другим человеком» и заслуживает того, чтобы его напечатали в любой центральной газете. Ибо и «образный строй произведения», и «умение рисовать словами», и «острая гражданская направленность» заслуживают этого…
Михаил был весьма польщен, как, впрочем, и разочарован. «А как же всё остальное? Выходит, что ерунду я написал?». Однако, после долгих мучительных самоистязаний он, как это обьино и происходит с начинающими, внутренне обвинил не себя, а, разумеется, Кочнева, который-де ничего не понимает в «настоящей поэзии», и пытается «закрыть дорогу таланту».
Через некоторое время «поэт», вновь, отдал стихи, но уже другому рецензенту. К удивлению и разочарованию, эффект повторился! Пашкова, также похвалив цикл, но не другие вещи, вместе с тем, настоятельно требовала, чтобы Михаил стал посещать литобъединение молодых авторов. И он, перебарывая тревожность и самомнение, пришел-таки на заседание…
— А у нас новенький! — руководитель Вребнев, средних лет мужчина с седеющими, зачесанными назад волосами, представил Михаила. — Может, прочитаешь что-нибудь, а мы уж решим, оставить тебя или нет.
Разволновавшийся «новенький» развернул рукопись «Старой Зареки» и начал, спотыкаясь, читать. Сначала тихо и неуверенно, но потом, слыша одобрительные восклицания собравшихся, все, более входя в образ.
— Недурно, очень недурно. — Вребнев похлопал «дарование» по плечу. — Дак ты там, в этих деревянных домах и живешь? Надо, конечно, отредактировать текст, но, в целом, стихи отличные. Сразу видно, что глубоко прочувствованы, пережиты…
На второй месяц занятий, Вребнев объявил, что наступает очередь по разбору литобъединением, написанных Михаилом «опусов». Заблаговременно, рукопись была прочитана членами студии. Конечно, при разборе, нашлись такие, кто резко отрицательно отнесся к стихам, упрекая автора в безобразности, явных стилистических, ритмических и прочих огрехах. Но опять, «Старую Зареку» хвалили, а всё остальное посчитали, увы, «не поэзией». Одна язвительная дама, даже написала пародию на небольшую поэму, в которой Михаил «бичевал», процветающий в стране, беспредел.