Ева заснула через мгновение, а он еще долго не мог утихомирить сердцебиение и все пялился в занавешенное окно, подсвеченое с улицы огнями гудящей перед домом магистрали.
- Это психическая атака, - успокоила его Натэлла следующим днем, когда он поделился с нею своими страхами, - Просто Богданов чует, что проигрывает и решил вас запугать.
- Я за себя не боюсь, но Ева, мама! Если они кого-то из близких мне людей начнут… пугать? Или еще что-то поинтереснее?
- Не думаю, что за этим стоит что-то серьезное. Это просто угроза.
- Хорошо, если бы так. Хотя эти ночные звонки мне особой радости не доставили.
- Напишем заявление в полицию?
- А толку?
- Оставим следакам бумажный след, - невесело схохмила Грызуля, и разговор на этом был закрыт.
20.
Судья, не старый, но уже седоватый дядька с узенькими якутскими глазками, Арсению понравился. Он обладал тихим голосом, который не повышал, даже когда отчитывал стороны процесса за излишнюю эмоциональность.
Шелудько, лысый, с блестящим черепом и усиками-щеточками, нападал на Натэллу с изяществом фехтовальщика, подкалывая то с одной стороны, то с другой. Богданов всячески поддерживал своего адвоката кивками головы и осуждающими выражениями лица. Пару раз даже намёками и взглядами прошёлся по адресу Цветкова. На судью, впрочем, эти демонстрации не произвели никакого впечатления.
Грызуля, против ожиданий, вела себя крайне корректно. Ева на провокации ответчика не поддавалась, но Арсений, сидящий позади всех, видел, как напряжены ее плечи и жестко, до испарины, выпрямлена спина.
Когда настало время заслушать мнение ребенка, в зал заседания пригласили Стёпку в сопровождении детского психолога. Их усадили прямо перед судьей, и тот повел расспрос.
Мальчик был зажат и нервничал. С места он незаметно помахал Еве ручкой.
- Как тебя зовут?
- Стёпа.
- Ты знаешь, по какому поводу мы здесь сегодня собрались?
- Да.
- Ты понимаешь, что твои родители разводятся?
- Да.
- Ты знаешь, что такое «развод»?
- Знаю. У Эдьки родители тоже развелись.
- Эдька – это твой друг?
- Да.
- В каком классе ты учишься?
- В шестом «а»
- И как учишься?
- Нормально.
- Какой у тебя любимый предмет в школе?
Стёпка впервые оторвал взгляд от судьи и обернулся к Арсению. Потом посмотрел на Еву, после – на отца.
- Литература.
- Хорошо. Ты один уроки учишь или тебе кто-то помогает?
- Сейчас один.
- А раньше?
- Раньше мама всегда помогала и проверяла.
- А сейчас почему не помогает?
- Я у бабушки с дедушкой живу.
- Они не помогают тебе с уроками?
- Нет.
- Уважаемый суд, позвольте…
Шелудько приподнялся с места, но Лысов осадил его:
- Господин представитель, сначала я поговорю с ребенком, потом вы будете задавать вопросы и высказывать мнения.
Адвокат уязвлено пожевал губами.
- Скажи, Стёпа, с кем бы ты хотел остаться жить – с мамой или папой?
- Я не знаю. Я их обоих люблю.
- Это прекрасно, что ты их обоих любишь. Но я спрашиваю о другом. Ни папа, ни мама никуда от тебя не денутся, просто жить ты будешь с кем-то одним, а с другим видеться по определенным дням, понимаешь? Подумай и ответь, с кем бы ты хотел остаться жить. Только серьезно подумай: с кем тебе будет хорошо каждый день, с кем будет лучше, уютнее, привычнее.
Слушать судью было приятно и интересно. Зачем здесь психолог, если он сам без щипцов ребенку в душу проник, исподволь, деликатно, не пугая и не озлобляя? Тоже, кстати, мастерство.
Стёпка разглядывал носки своих кроссовок. Прошло полминуты, минута, он молчал.
Шелудько снова было дернулся, но судья похлопал по столу колпачком ручки и погасил адвокатский пыл.
Богданов пыхтел и краснел.
Натэлла круговыми движениями поглаживала уже заметно округленный живот. Ее острые ногти с тигриным принтом шершаво скрипели по ткани платья.
Ева, кажется, вовсе не дышала.
Секретарь, печатавшая протокол, замерла, невесомо похлопывая подушечкой пальца по какой-то кнопке на клавиатуре.
Арсений не выдержал и первым нарушил эту недвижимую тишину. Он скользнул штанами по гладкой лавке, продвинулся вперед, перегнулся через проход и положил руку на плечо Евы.
Наверное, Стёпка уловил этот маневр, тут же посмотрел на мать и не сказал, а просто выдохнул:
- С мамой! – и тут же повеселел, словно получил давно загаданный и ожидаемый подарок.
Ева заплакала.
Натэлла буркнула себе под нос: