16.
Так пролетели четыре месяца.
А потом все рухнуло.
Олег заявился домой хорошенько подшофе. Чувствительный Евин нос учуял в букете ароматов, исходящих от него не только пары алкоголя и табака, но и тонкую нотку терпкого женского парфюма.
На свою беду Ева не смогла удержать язык за зубами. Она настолько привыкла уязвлять мужа намеками на его измены, что совсем забыла об осторожности.
- Совсем уже совесть потерял. Посреди недели к своей шалаве таскаешься, - сказала она.
Олег сузил наглые свои кошачьи глаза:
- А сама-то ты кто, котёнок? Разве не шалава?
В этот момент из кухни Степка выбежал поприветствовать отца, и Олег развязно, пьяным голосом оповестил его:
- А ты знаешь, сынок, что наша мама – шлюха?
Стёпка непонимающе захлопал глазами.
- Сынок, иди к себе в комнату, - бледным голосом проговорила Ева, - Нам с папой поговорить надо.
- Да, иди, сына…
Едва за Стёпкой закрылась дверь, Ева затащила Олега в спальню и накинулась на него:
- Ты совсем по фазе сдвинулся?
- Я сказал ему правду. Шляешься по ночам, думаешь, я ничего не понимаю? Мужучок-дурачок? Ага, как же! Кто там у тебя в любовниках? Учителишка? Пед… педагог! Бюджетник! Все про вас знаю. Поминутно, в красках и позах. Шлюха, ты шлюха и есть.
Рука сама собой, вне воли Евы, описала дугу и влепила мужу пощечину.
- Мразь!
Тот засмеялся, весело и задорно, но как-то искусственно, как тамада на свадьбе. Потом больно вцепился Еве в плечи и прижал ее к стене:
- Еще раз так сделаешь, пожалеешь.
Ева испугалась. Впервые она видела у мужа такое лицо – искаженное злобой, перекошенное. Его обычное лицо, но совсем, совсем другое. Опасное.
- Одумайся! Одумайся, что ты творишь, Ева! Ну подстелилась раз, подстелилась два, ну и хватит. Я ж не зверь какой, понимаю, что тебе тоже надо перебеситься, раз уж мы с тобой давно как монахи друг с другом ночуем. Но дольше – это уж неуважение и предательство! Одумайся!
Голос Олега интонациями напоминал манеру сектантских проповедников, вещающих о неизбежности второго пришествия Иисуса Христа, и шёл по нарастающей, катком по стеклу наезжая на мозги.
Ева оттолкнула мужа и громко зашептала:
- Не ори, Стёпка услышит. Одуматься? Ты говоришь мне одуматься? А не ты ли изменяешь мне с того самого момента, как родился Стёпка? Да я всех твоих баб поименно могу перечислить!
В лице Олега мелькнуло изумление:
- Да ладно? Серьезно можешь? Я думал, тебе по барабану.
- Мне по барабану, - подтвердила Ева, - Сначала, правда было обидно, а потом просто любопытно.
- Ты меня удивила. А чем тебя твой бюджетник зацепил? Стихи что ли при луне читал? Он же, кажется, литературу пятиклашкам преподает?
- Не твое дело.
- Одумайся, Ева, хуже будет.
- Ты мне угрожаешь?
- Предупреждаю. Не перестанешь к этому по ночам бегать, я найду на тебя управу.
Ева отвернулась и потерла лоб ладонью. Лоб был горячим, а ладонь – ледяной, бескровной. Нашла в себе силы посмотреть в глаза мужу прямо, без ненависти и раздражения. Предложила:
- Давай просто разведемся, Олег. Без ругани. Без ссор. Просто разойдёмся и все. Мне от тебя ничего не надо.
Олег сел на кровать, заложил ногу на ногу. Кивнул.
- Давай. Давай разведемся. Только Стёпка останется со мной.
- Нет, - отрезала Ева.
- Нет, так нет, значит будем жить дальше.
- И как ты представляешь нашу совместную жизнь?
- Так как и раньше. Безоблачной, тихой и спокойной.
- Я подам на развод, Олег.
- Пожалуйста. Тогда не увидишь Стёпку. Ни-ког-да.
- Да что с тобой, Олег? Какая муха тебя укусила?
Олег внезапно схватил Еву за талию и опрокинул на кровать. Навалился на нее всем телом и вцепился губами в шею, задышал перегаром и похотью, заелозил, причиняя боль и не давая возможности пошевелиться. Ева вырывалась, пиналась и пыталась его оттолкнуть.
- Нет! Пусти… Пусти, сказала!
- Сладкая моя, хорошая… покорная… - хрипел муж.
- Я не хочу тебя! Господи, мерзость какая! – крикнула Ева и разрыдалась.
Олег отпрянул от нее.
- Это я – мерзость? – взревел он.
- Ты! – короткое слово больше походило на оскорбительный плевок.
- Дрянь, - рыкнул муж и замахнулся.
Ева взвизгнула, закрывая лицо руками, но кулак ударил рядом с ухом, в кровать, по покрывалу.
Олег заходил по комнате, потирая костяшки пальцев. Ева с опаской следила за его передвижениями и дрожащими руками пыталась унять кровь, сочащуюся из треснувшей при крике губы.
Никто и никогда в жизни не бил ее, не подвергал насилию или даже какому-либо принуждению. Поведение мужа ввергло ее в состояние шока.