И других своих сообщников не пощадила, наделяя уничтожающе едкими характеристиками. Владимира Яльмаровича Люндеквиста, военного руководителя организации, назвала тупым солдафоном, Жоржетту Кюрц, свою соперницу, — влюбчивой идиоткой, бегающей за мужчинами, Бориса Павлиновича Берга — крошечным Наполеончиком из ораниенбаумского захолустья, а мистера Гибсона, щедро и безотказно снабжавшего ее деньгами, — лондонской разновидностью Плюшкина. Уж на что предана была ей Анастасия Петровна Орлова, а и ту, саркастически улыбнувшись, произвела в престарелые орлеанские девы.
Надежда Владимировна была достаточно умна и смекалиста, чтобы мгновенно оценить обстановку. Раз уж добрались чекисты до нее — стало быть, дело швах и запирательство становится по меньшей мере наивным занятием.
Не стала упорствовать, не изображала из себя невинной жертвы, ошибочно угодившей в Чека. Едва ее арестовали и привезли в кабинет Комарова, тотчас во всем призналась.
Да, это ее конспиративная кличка — Марья Ивановна. Еще со времен эсеровского подполья. И шифрованное донесение генералу Юденичу отправила она, подписавшись Мисс. Сокращенное от Марьи Ивановны Смирновой, подпольного ее псевдонима. Шифр у нее довольно простой, собственного изобретения. Все построено на комбинациях двух цифр до сотни. Единица не в счет, единица ставится между словами, а две единицы означают точку. Кроме алфавита есть еще двадцать три заранее обусловленные комбинации на отдельные слова или понятия — Москва, Петроград, советский фронт, белогвардейцы и так далее.
Помимо того, перехваченного Чека, донесения Юденичу посылались, разумеется, и другие. Сколько всего — она затрудняется припомнить. Вероятно, штук шесть или семь.
Курьерская связь через финскую границу оказалась довольно затрудненной. Дело в том, что финские власти не особенно благоволят к англичанам, а некоторые должностные лица в Финляндии откровенно пронемецких взглядов. Бывали случаи перехвата курьеров, приходилось поэтому дублировать донесения.
К военным проблемам заговора она прямого касательства не имела, а формирование правительства было поручено ей, это соответствует истине. Завершить всю работу не удалось, но основные портфели распределены.
И вообще, она готова отвечать на любые вопросы Чека. Коли нет возражений, она предпочла бы делать это в письменном виде — за столом ей легче сосредоточиться и все припомнить.
Следствие не выясняло, была ли Надежда Владимировна Вольфсон лично знакома с эсеркой Фанни Каплан, стрелявшей отравленными пулями во Владимира Ильича Ленина. Возможно, и не знали они друг друга, долгие годы подвизаясь в рядах одной партии, хотя схожего в биографиях этих бывших «революционерок», ставших оголтелыми врагами революции, было очень много.
Схожего и вместе с тем явно несхожего. Так или иначе, Надежда Владимировна шла гораздо дальше Каплан. От террора не отказывалась, но считала его устаревшим оружием. Главную ставку делала на более острые и действенные средства борьбы. Что террор с комариными его укусами! Ей нужно было организовать вооруженное выступление против большевиков, свалить их любой ценой, в сговоре с любыми союзниками, хоть с самим чертом, — о меньшем она и думать не хотела.
Жизненная тропка этой некрасивой, рано поблекшей женщины с крупными, несколько мужеподобными чертами лица, представляла собой как бы круто выгнутую спираль, на одном конце которой едва ли не святая простота и наивность, а на другом — черная пропасть измены, предательства, изощренного и подлого двурушничества.
Юной курсисткой вообразила она себя участницей революционного движения. Подруги ее бегали на свидания, влюблялись, получали записочки, а она прятала в отцовских книжных шкафах нелегальные брошюрки, благо родитель ее, преуспевающий петербургский адвокат, считался господином вполне благонамеренным и на примете у охранки не состоял. Чего уж таить греха, конечно, и она бы предпочла коллекционировать любовные записки, соперничая с удачливыми подругами, но, увы, чего не было, того не было.
Были встречи на конспиративных квартирах, были явки, пароли, тайные поручения. И в «невестах» она числилась одно время, гордясь этим партийным заданием и одновременно побаиваясь, — так называли хождение в тюрьму к ждавшим суда политическим заключенным. «Невесте» разрешались свидания с «женихом» и, главное, передачи.
Однажды — это случилось за Невской заставой — ее чуть было не выследили шпики. В другой раз она была арестована на студенческой демонстрации и отсидела четыре дня в полицейском участке, освободившись под отцовское поручительство.