Документ этот посвящен будущему Нелли Кюрц, дочери крупного контрреволюционера, и представляет собой просьбу Петроградской чека, направленную в губернский отдел социального обеспечения. В нем излагается суть вопроса, после чего сказано, что «Петрочека настоятельно просит определить Нелли Кюрц в один из благоустроенных интернатов для детей и предоставить ей возможность учиться, к чему обнаружатся способности».
Поскольку уж зашла речь о нравственных правилах, которыми руководствовались чекисты, нельзя не сказать и о Поле Дюксе, этом «непревзойденно благородном» джентльмене из «Интеллидженс сервис».
Впрочем, лучше предоставить слово самому джентльмену, — пусть немного покрасуется перед читателями:
«Итак, моя миссия в России была закончена. Я ходил по знакомым лондонским улицам, встречался с друзьями, посещал театры и концертные залы, всем сердцем своим оставаясь на берегах Невы, в голодном, страдающем Петрограде.
По ночам мне снились петроградские сны. Нельзя было быстро заснуть после них, и я подолгу лежал с открытыми глазами, вспоминая пережитые опасности. Странные, почти призрачные картины мелькали перед моим взором, смешивая, казалось бы, несовместимые понятия — надежду и отчаяние, смех и слезы, горе и радость, коварные происки Чека и бесстрашие моих помощников.
По утрам, выйдя из дому, я по привычке оглядывался, убеждаясь, что нет за мной слежки. Надо было снова привыкать к чувству безопасности. Миссия моя удалась. Это я понял в первый же день, когда меня привели к шефу и когда он, приветливо улыбаясь, сказал:
— Вас хочет видеть король!»
Вот так он повествует в своей «Исповеди агента СТ-25» — скромненько, почти в элегических тонах, незаметно обходя острые углы.
И поспешное бегство из Петрограда изображено в этой книге в виде акта самоотверженности. Его, то есть Поля Дюкса, мучают, оказывается, воспоминания об оставшихся верных друзьях, уезжать из Петрограда он не собирался, но предусмотрительный шеф, беспокоясь о безопасности своего сотрудника, приказал возвращаться в Лондон, и тут уж немыслимо было что-нибудь изменить, пришлось все бросить и, очутившись на английской земле, видеть мучительные петроградские сны.
Касательно оплеухи, заработанной от Князя Сарматского, автор, понятное дело, умалчивает. Не раскрывает он и своих истинных отношений с Мисс, а чтобы окончательно все подзапутать и не казаться соблазнителем старух, переименовывает Надежду Владимировну в Клячонку. Была, дескать, у него старательная помощница, немолодая и весьма безобразная, так он ее ради конспирации называл Клячонкой. Ну, а трагикомическое купанье в Финском заливе, естественно, изображено почти как героический подвиг, требующий железных нервов. Кстати, и мичман Гефтер, издавший свои воспоминания в Берлине, тоже не поскупился на краски, расписывая, как они спасались с дырявой лодки, — так что синхронность получилась отменная, врали в два голоса.
Шпионы редко доживают до пенсии. Поль Дюкс, представьте, благополучно дожил и даже удостоился ордена Британской империи, хотя заслуживал, как это принято по неписаным законам «Интеллидженс сервис», расстрела за самовольное бегство из Петрограда.
Выручила политическая конъюнктура, сложившаяся к тому времени в Англии. Чем расстреливать труса, гораздо выгоднее было иметь под рукой бойкого и словоохотливого «очевидца», умеющего без удержу рассказывать о Совдепии, как именовали тогда первое в мире государство рабочих и крестьян, о большевистских «ужасах». Тем паче, что сочинять эти самые «ужасы» Поль Дюкс оказался великим докой.
Невозможно отказать себе в удовольствии процитировать хотя бы один образчик этих сочинений. Не из «Исповеди», разумеется вышедшей позднее, когда подобная «клюква» стала совершенно несъедобной, а из подлинных документов СТ-25.
Итак, вот оно, абсолютно достоверное свидетельство «очевидца», бежавшего из Петрограда осенью 1919 года:
«В июле, вследствие попытки к забастовке рабочих Путиловского, Ижорского и других заводов, несколько сотен рабочих было арестовано Чека, а шестьдесят человек расстреляно.
Вдова одного из расстрелянных обошла все тюрьмы, чтобы найти своего мужа. В Василеостровской тюрьме ей удалось набрести на его след через несколько часов после казни. Она обратилась к комиссару тюрьмы с просьбой отдать ей тело мужа, чтобы похоронить его, на что комиссар, предварительно справившись в своем блокноте, ответил, что она опоздала и что труп ее мужа в Зоологическом саду. Вдова поспешила в Зоологический сад в сопровождении своей подруги, но в показанных там трупах мужа своего не опознала. Тогда ее подвели к клеткам с львами, которым только что принесли два трупа на съедение. В одном из них она узнала своего мужа. Труп был наполовину растерзан. Вдова не вынесла этого кошмарного зрелища и сошла с ума. После нее осталось пятеро детей».