— Пометь — надо сходить в библиотеку, — шепнул Гольцов Михальскому.
— Зачем?
— Еще раз прочитать статьи Белугина про Ткачева.
— Суд объявляет перерыв, — произнес судья. — Следующее заседание по ходатайству защиты переносится на семнадцатое ноября.
Гольцов и Михальский вышли из суда, потрясенные увиденным.
— Ну как? — спросил Яцек расстроенным голосом.
— Ты видел его? — тихо произнес в ответ Гольцов.
— Да.
— А всех остальных?
Михальский промолчал.
На скамье подсудимых сидело шесть человек, попавших в мясорубку российского правосудия.
— Сегодня вечером опять поедем в библиотеку, — сказал Георгий. — Главное сейчас — понять, кому было выгодно убийство.
— Обязательно поедем. Но главное все-таки не это.
— А что?
— Главное, — уверенно произнес Яцек, — приказ перестал действовать…
Глава 2
Было это в феврале 1998 года.
Арест Заславского стал шоком не только для Гольцова с Михальским, но и для всех десантников. Хотя чего-то подобного ждали уже несколько лет. Ждали и в то же время не верили, что такое может быть.
Накануне Батя, так звали в полку Заславского, встречался с генералом Рохлиным. Вернулся чернее тучи и сразу же закрылся в кабинете.
Поползли слухи, что генерал предупредил Батю о предстоящем аресте. «Болтовня», — говорили друг другу офицеры. И торопились передать слух дальше. Сарафанное радио не обмануло. Утром полковник Заславский поехал в военкомат разобраться с пенсионными бумагами. Заметив за собой «хвост», остановился возле военкомата, и к нему туг же подскочили «БМВ» и «семерка».
У Павла Андреевича был с собой наградной пистолет. Те, кто его брал, об этом не знали. А те, кто подписывал ордер на арест и отдавал приказ брать, надеялись, что оружие будет применено.
По иронии судьбы казармы 45-го полка, так же как и штаб ВДВ, находились на улице Матросская Тишина, в нескольких сотнях метров от знаменитой тюрьмы.
Уже со следующей недели Гольцов и Михальский обивали пороги высоких кабинетов. Но вскоре поняли, что хлопоты напрасны. Все начальники, большие и малые, снисходительно и даже с сочувствием выслушивали десантников. Говорили, что и сами все понимают. Что делают все возможное. Что товарищам офицерам не стоит забывать и о своих прямых обязанностях. В общем, отшивали просителей каждый на свой лад.
Желание уйти из армии зародилось у обоих сразу же после ареста командира. И как зерно прорастало с каждым днем, от кабинета к кабинету. А крики, мягкие увещевания или пристальные взгляды больших начальников орошали как из лейки.
Наконец наступил момент, когда рука Яцека Михальского сама потянулась к ручке, чтобы ровным, красивым почерком вывести: «Прошу уволить из Вооруженных сил…»
Держать его никто не стал.
Подписали. Оформили. Со скрипом рассчитали.
Через месяц (очень быстро по военным меркам) Михальский был уже гражданским человеком. Чуть позже ушел из армии и Гольцов… Хотя он по военно-чиновничьей лестнице забрался гораздо выше своего товарища. Георгий битый месяц просидел в приемной замминистра обороны, генерал-полковника, известного всей стране героя чеченской войны. И добился-таки аудиенции.
— Что там у тебя, капитан? — произнес генерал, развалясь в кресле. — Садись. Говори. У тебя пять минут.
Разговор занял полчаса. Георгий изложил все, что знал. Не мог Заславский организовать убийство. Есть факты, подтверждающие его невиновность. Генерал сочувственно выслушал, что-то записывая, спросил:
— А почему вы пришли именно ко мне? Есть правоохранительные органы, которые разберутся. Обратитесь к ним.
— Не будут они разбираться, — ответил Гольцов. — Им важно доложить, галочку поставить. Я пришел потому, что должна быть корпоративная солидарность. Нехорошо сдавать своих людей.
— Ты думаешь, что говоришь? — В голосе генерала звучала, как показалось тогда Гольцову, барская самоуверенность. — У нас нет своих людей, чужих людей. Есть закон, перед которым все равны. Ни я, ни министр обороны, ни даже президент не можем приказывать следователю Генпрокуратуры.
Гольцов смотрел прямо в глаза замминистра. И это генералу не понравилось.