— Что-то не вяжется, — произнес Яцек, выбирая другую папку.
— Библиотека закрывается, прошу сдавать папки, — объявила миловидная девушка с темными волосами, падавшими до плеч.
Выйдя из библиотеки, они остановились возле своих машин, чтобы обменяться впечатлениями. Яцек сначала предложил сесть в машину, но Гольцов ответил, что на холоде мозги лучше работают.
— С фээсбэшниками полный бред, — сказал Михальский, когда они, спасаясь от ветра, встали за угол здания. — Не могу я представить особиста, который так боится за свою жизнь, что бежит жаловаться ментам. А потом просит: «Не раскрывайте меня, пожалуйста! Я расскажу все, что вы захотите»…
— Ты прав, что-то не вяжется.
— Не просто не вяжется. Это невозможно. Фээсбэшные агенты в милиции — это бывает. Но чтобы наоборот — никогда. Или взять того, который про десантника с опозданием сообщил… Любой оперативник каждый день пишет справку: где был, с кем разговаривал. Не знаю, как в милиции, а в госбезопасности с этим всегда строго было. Особист в тот же день заложил бы десантника. Рефлекторно. Я по себе это знаю.
— Я тоже обратил внимание, что против Бати очень много свидетелей из ФСБ. Почему они так ополчились на сорок пятый полк?
— Постой, я сейчас угадаю, о чем ты думаешь… — Михальский вытянул вперед руку, как это обычно делают провидцы в дешевых фильмах. — Белугина взорвали чекисты, а потом перевели стрелки на десантников. Так?
— Может быть. — Гольцов переступил с ноги на ногу.
— Не уподобляйся журналистам. Плохо кончишь. — Яцек выдохнул струю пара, чем сразу стал похож на дракона.
По тропинке мимо елочки прошли две девушки. Они посмотрели на мужчин и ускорили шаг.
— Девушки здесь красивые, — сказал Яцек. — А мне библиотекарша понравилась. Ты знаешь, как называется цвет ее волос? Дикая слива. И глаза как озера. Обожаю.
— По-моему, мы напугали ее.
— Это временно. После того как она заглянет в наши прекрасные души, то сразу влюбится. В обоих. Но предпочтет, конечно, меня. Не обижайся, товарищ.
— Я прощу. Но если будем болтать о пустяках, быстро замерзнем. Не май месяц. — Гольцов поежился. Холод медленно пробирался под дубленку. И передовые подразделения морозного воздуха уже искали проходы через вторую линию обороны — свитер.
— Болтать о другом мы пока не можем, — ответил Михальский. — Что у нас в плане оперативных мероприятий?
— Круг общения, друзья, знакомые, сослуживцы. Источники информации, — без особого энтузиазма произнес Георгий. — Но мы пока не готовы к поискам и встречам с этими людьми. У нас недостаточно информации.
— Видишь, сам все прекрасно понимаешь. — Михальский посмотрел в сторону рынка, от автобусной остановки к ним шла симпатичная женщина в норковой шубе. — Вот что я тебе скажу, Георгий. Мне кажется, мы в тупике, потому что с самого начала идем не туда.
— То есть?
— Пока две версии: Белугина убрали те, кому он мог навредить своими публикациями. Или те, кому он уже навредил. В любом случае мы узнаем, кто мог на него обижаться. Но разве это главное? Я не понимаю, зачем было убивать Белугина с такой помпой? Он же в Подмосковье жил. Проще простого: бросить под электричку. Налить в рот водки и бросить.
— Он не пил.
— Тогда зарезать ночью. А перед этим найти обколотого наркомана и вложить ему в руки нож. Красиво, эффективно, а главное — тихо.
— Я тоже думал об этом, — признался Гольцов. — Может, хотели еще напугать и остальных журналистов? Чтоб неповадно было.
— Это ерунда. Пугать сразу всех бессмысленно. С людьми надо работать ювелирно: найти какую-нибудь слабинку и давить на нее. А если убивать, то очень тихо. С Белугиным же вышло как-то топорно. Поверь моей интуиции: разгадка в способе убийства. Надо понять, почему его отправили на тот свет с шумом… И тогда все станет на свои места.
Они еще не подозревали, что разгадка совсем рядом. Она одевалась в служебном гардеробе библиотеки. Смотрелась в зеркало. Поправляла белую шапку со смешными кроличьими лапками. Собиралась на улицу.
Дверь библиотеки открылась. На продуваемую ледяным ветром площадку перед читальным корпусом вышла молоденькая библиотекарша…
Многие не понимают, почему мужчины, умные и серьезные, порой вдруг теряют голову и начинают выбалтывать все малознакомым, но чертовски симпатичным девушкам.
Не понимал этого и Михальский. И сколько раз корил себя: хорош трепать языком! То, что он никогда бы не выдал под пыткой, не проболтал бы даже по пьянке, не отдал в руки какому-нибудь бывалому оперативнику, мастеру вытаскивать из людей информацию, вдруг с легкостью слетало с языка, стоило на горизонте появиться нежной, воздушной девушке. Которая, как ветерок, влетала в сердце, обдувая свежестью.