А потом кролик закричал, громко заскрежетал зубами, когда его вздёрнуло рывком, но длилось это секунду, и вот уже его неспешно крутит, жуёт, перемалывает с хрустом и чавканьем, и разлетаются по воздуху кровавые бусы, смешанные с комками шерсти.
И всё кончилось.
Пока пространство разжимало хватку, разглаживалось и успокаивалось – выжидали. Потом ещё чуток выжидали. Алекс закурил, стараясь не показать, как его потряхивает. Вдруг кролика мало? Рассказывали, что «мясорубка», сожравшая кого-нибудь, временно теряет силу, словно завод пружины кончается, и можно смело двигаться дальше. Шухарт, осторожничая, как раз проверял это с помощью мышки. Жаль, осталась только одна. Он обвязал животное леской, погнал в опасном направлении (порядок!), после чего подтянул к себе извивающееся тельце и сказал коротко:
– За мной.
Пересекли площадку между корпусами, оставив памятник сбоку, и встали перед главным входом. Вот тебе и Приют, подумал Алекс, мечты идиота сбываются. Замок из «Лего» был неряшлив и неказист, строили явно на скорую руку. Вход был нараспашку – заходите, гости.
Шухарт опять пустил на пробу мышь. Перебежав порог, та успела одолеть пару футов, прежде чем растворилась в воздухе. Буквально! Исчезала не сразу, а частями, постепенно… И тогда в поле зрения появился мальчик.
Совершенно обыкновенный малыш, в рубашке, штанах до колен и сандалиях. Пересёк холл и подошёл к двери.
– Тринадцать лет назад вашей мыши не существовало, – произнёс он чрезвычайно вежливо. – А вы, уважаемые господа, уже существовали, так что не бойтесь, добро пожаловать.
– Борис! – завопил Алекс и бросился внутрь, потерявши рассудок.
Не верите? Я бы, ребятки мои, тоже не поверил, особенно тому, о чём пойдёт речь сейчас.
Мальчик оказался тем же самым, которого я видел в окне, что меня ничуть не удивило. Во-первых, это было логично, кроме того, в Зоне быстро отучаешься удивляться. Он же был на старой фотографии, показанной Холденом, то есть за этим милым чадом мы и шли. Другое странно: возле Приюта я чувствовал особенно остро, что за нами следят. Я даже мог сказать откуда – от клёна, где мы нашли второй знак. Вообще-то, когда я в Зоне, у меня в мозгу включается детектор на такие вещи, но сейчас было совсем не так. Я будто видел тех двоих, причём с высоты третьего этажа, из окна Приюта. Стою я, значит, в коридоре, возле торцевого окна, и ясно вижу, как две фигуры в спецкостюмах лежат в траве возле круговой скамейки и наблюдают в бинокли… Я помотал головой, сбрасывая наваждение.
– Не могу, – сказала Миледи истерично. – Выше моего предела. Не могу, не пойду…
Это она на предложение войти в Приют, сделанное Шлангом. Сидит над своим мешком, роется, чего-то там бездумно ищет и чуть не плачет. Доктор физики…
Сначала уговорами занимался десятилетний пацан, вернее, Алекс Мелок, превратившийся на наших глазах в пацана, потом – малыш, встретивший нас на входе. В конце концов малыш вышел наружу и оказался Шлангом, живым, здоровым, долговязым. И отнюдь не молчаливым. Сказал нам с Миледи: мол, вы оба боитесь стать маленькими навсегда, это понятно, однако посмотрите на меня, как видите, вне здания я стопроцентно прежний, и только внутри – маленький, так что зря боитесь. Как раз чертовщина со зданием, отвечаю я ему, не пугает, Приют и есть Приют. Непонятно, как ты жив остался, вот что настораживает. Он хитро улыбается: а это, господин Шухарт, я вам объясню, если вы всё-таки осмелитесь войти.
Осмелюсь ли я? Знаю ведь, что «на слабо» берут, и ведусь, как… Как кто? Да как маленький! Тринадцать лет назад мне было десять, ровно столько же, сколько Мелку, так что ровесники мы с ним, что снаружи Приюта, что внутри… А Миледи – нет, не смогла. Осталась перед дверью с обоими нашими мешками.
Вхожу…
Мир словно отпрыгнул от меня, я чуть не грохнулся. Стены выросли, потолок ушёл ввысь. И нисколько не страшно, наоборот, струночка какая-то поёт в душе: я дома, я дома… Почему «дома»? Никогда ж в этом заведении не жил, бог миловал. Да потому, вдруг понимаю, что здесь я могу остаться навсегда и ни минуты потом не пожалею.
Одёжка на мне сменилась. Не в скафандре я дурацком, а в брючках и курточке, какие сто лет не носил. И Мелок теперь в тёмно-синих рубашке и штанах, в таких же, что и Шланг, только штаны не укороченные и размер больше. Наверное, это у них стандартная приютская форма. Мелок, кстати, никакой не Мелок – седина-то пропала. Да и Шланга больше нет, есть пятилетний Боб. И вот этот Боб подводит нас с Алексом к зеркалу в холле. Смотрим мы на себя и начинаем хохотать, показывая пальцем и кривляясь… ну детский сад.