Соискатели, мать их так, головами покрутили и стоят себе дальше. Понятное дело, им-то о таких штуках не говорят. И в газетах с журналами про такое не пишут. И что писать? Что один раз в полгода, плюс-минус месяц, из Зоны выходит Голем?
Во-первых, всего только один раз в полгода. Во-вторых, чаще всего в месте необитаемом, возле завода, например, или за Гремящими Ключами. И, в-третьих, ровно через час после пересечения границы Зоны голем этот расползается в ком мокрой глины, которая еще через час испаряется без вреда для окружающих. Но если голем за этот час успеет до кого-то из людей дотронуться, или просто ближе чем в метре пройти, то человека лучше всего добить. Пока он сам не покончил с собой от безысходности и разочарования.
Какой-то головастик по пьяному делу болтал в «Тошниловке», что типа как Зона счастья не дает. Что счастье – это отсутствие несчастья, не более того. И Зона не счастье дает, а несчастье из людей выкачивает и в «големов» прессует, когда много несчастий набирается. Они выходят за Зону, там распадаются, отдавая несчастья обратно. Такой вот круговорот.
Головастику морду сталкеры, ясное дело, начистили и в тот вечер нажрались уж особенно страстно, ведь каждый где-то в глубине души надеялся, что приносит людям пользу. Делает мир счастливее. Даже Мосол, наверняка, прячется иногда в сортире своем мраморном и плачет от умиления и восторга по поводу своего служения человечеству.
А тут такие, блин, гипотезы.
На следующей неделе зацепили господина старшего лаборанта из Института, напоили и стали выспрашивать, что там ученые по этому поводу думают. Лаборанта потом пришлось отвозить домой на такси в бесчувственном состоянии, но общую мысль в его рассуждениях уловили. Общие научные предположения сводились: «А хрен его знает!», что в принципе совпадало с мировоззрением сталкеров по вопросу «големов» и всей Зоны в целом. И, что самое главное, позволяло продолжать считать себя хорошим человеком.
В общем, с «големами» можно было жить. Только вот этот конкретный правил не знал. И вышел, скотина, прямо к КПП, да еще с утра, да еще и в рабочий день.
Хорошо еще, что его засекли на подходе к границе Зоны.
Из будочки КПП выбежал Голландец, придерживая каску, посмотрел в сторону «голема» и бросился опускать шлагбаум. Выглядело это глупо, хотя на самом деле горизонтальное препятствие «голем» обходить не умел, упирался грудью или животом и продолжал шагать на месте, мерзко хлюпая подошвами о землю и распространяя вокруг себя запах сгоревшей солярки.
Соискатели действия Голландца заметили, естественно, ни хрена не поняли и решили, что официальное лицо собирается закрыть по какой-то причине доступ к уже оплаченному счастью. А в договорах, между прочим, значилось, что форс-мажорные обстоятельства не являются причиной возврата денег.
– Послушайте, сержант! – провозгласила дородная дама в обтягивающих корму спортивных штанах и в ярко-оранжевой футболке на голое тело. – Если вы полагаете, что…
Сталкеры заржали в предвкушении.
Это дама полагала, что может чего-то взять голосом. Голландец, который был лейтенантом, жутко не любил тех, кто не научился разбираться в знаках различия, а соискателей счастья так просто ненавидел. Сам он умел получать свою порцию счастья из обычных мелочей типа выпить-подраться-потрахаться, остальное полагал дьявольским соблазном и по мере сил жизнь соискателям осложнял.
Так что сейчас дама могла неожиданно получить больше, чем было предусмотрено ее контрактом.
Но не получила. Не успела.
Хотя это, скажу я вам, еще с какой стороны смотреть.
Распугивая соискателей, к КПП подлетел «хаммер» американского контингента, морпехи вывалились наружу, растянулись цепочкой вдоль шлагбаума, свои ружья на «голема» наставили и ждут приказа. Их начальник Билли, кажется, что-то с начальством по рации обсуждает, «голема» рассматривает с неудовольствием и без одобрения.
Работка у контингента, что американского, что русского или китайского, не пыльная, деньги капают, счастье на халяву опять же. А тут – пожалуйста! Придется стрелять, а применение оружия в Зоне, да еще стрельба в сторону Зоны… А если пуля чего-нибудь повредит? В Золотой шар, например, угодит?
Никто того шара не видел, но всякий о нем слышал и знает, что именно он – сердце Зоны и средоточие всепланетного счастья. А тут пуля в него попадет – что будет? Закончится счастье, и начнется несчастье? И Зона вместо того, чтобы осчастливливать, станет убивать? Нет уж, спасибо. Дураков ставить такие эксперименты – нету.
Последний раз стреляли от границы в глубину года три назад, лейтенант был откуда-то из Африки, у них там вообще хреново и стрелять любят с детства. Так его выперли с хлебного места, когда оказалось, что мог он, оказывается, выбрать другую позицию, с направлением стрельбы в сторону жилого района.
У американца открутиться не вышло – тут тебе и КПП, и гражданские, и строения Института.
Билли рацию свою выключил аккуратно, потом несколько секунд негромко выражал свое неодобрение божьего промысла и решения начальства в таких выражениях, что даже Стукарик заслушался.
Солдаты, не дожидаясь приказа, свои ружья вскинули, а «голем», между прочим, ходит медленно, как по болоту, с чавканьем отрывая свои ноги от земли, раскачиваясь из стороны в сторону и хлюпая вечно распахнутой безгубой пастью, но при этом он и не останавливается. Так что, когда разговор бедняги Билли с начальством закончился, «голему» до границы оставалось уже метров пятьдесят. А от границы до шлагбаума – еще двадцать.
Билли, даром что военный, но мозгами пошевелил, что-то прикинул и подчиненным своим приказал. Те живенько так засуетились и стали на крышу КПП залазить.
– Это чтобы пули сверху вниз шли, – зачем-то пояснил окружающим Чупа. – Они, значит, вначале его с ног собьют, а потом…
И все-таки Билли идиот. И Голландец – тоже придурок, недалеко ушел. Должен был кто-то соискателей предупредить, что сейчас начнется грохот? Должен был. Но Билли понадеялся, наверное, на Голландца, тот на Билли, так что когда шесть автоматов одновременно стали стрелять, а гильзы – горячие гильзы посыпались соискателям на головы, вот тут и началось веселье.
Женщины – визжать и разбегаться, мужики – кто на землю падает, кто бежит к шлагбауму, чтобы, значит, глянуть, что за сыр-бор. Экскурсоводы мечутся среди тех и других и пытаются убедить, чтобы без паники.
Чупа схлопотал в рожу от пенсионера, Длинный приложил вначале туристу, а потом и его жене. Стукарик вцепился в бабу, которая сдуру и от паники полезла под шлагбаум, еще две бабы вцепились в Стукарика, чтобы он их спас и защитил, Голландец машет резиновой палкой, особо не разбирая, кому и куда лупит…
А «голем» идет. И ему вроде наплевать не только на суету-крики-панику, но даже и на выстрелы, на пули ему наплевать.
Он, между прочим, из глины. У него нет ни сердца, ни мозга, ни чего другого. Сплошная глина. Ну, или что-то вроде глины. Мы как-то с ребятами такого засекли еще в Зоне, сопровождали до самой границы, а потом, уже тут, на родной земле, его расстреляли. Чтобы знать, если что.
Так своего мы уработали из четырех стволов, с десяти метров минут за десять. Пуля или там заряд картечи входят в туловище с чмоканьем, землистая плоть поется, идет кругами, как болотная поверхность, а потом затягивает отверстие, будто и не было.
Так это у нас были охотничьи ружья, двенадцатый калибр, да еще и скорость пули не очень высокая, а у солдатиков калибр пять и шесть, пули прошивают «голема» не останавливаясь, выбивают пыль из земли и крошки из асфальта позади него. Ни одна, кажется, мимо не прошла. Но и толку нет.
Потом ударил пулемет с «хаммера». Сержант, сидевший в люке, подпустил «голема» поближе да и врезал из крупнокалиберного.
«Голем» исчез. Вот только был, а через секунду – исчез. Расселась пыль – только ноги «голема» стоят, где-то до колен, хотя колен у него как раз и нет. Как и остальных костей.
Только сержант собрался добить конечности, как они потекли, опали и превратились в лужицу чего-то, похожего на свежее коровье дерьмо.
– Вот такие дела, – сказал кому-то Длинный.
– Ага, – подтвердил Чупа. – Теперь еще час ждать, пока все это рассосется… Водители «калоши» нипочем не поведут над этим. А оно как раз посреди дороги…