А вот это мысль.
Я стал искать взглядом своих клиентов, оказалось, что они как стояли, так и стоят. Очереди нет, а они вроде как в ней стоят, с места не двигаются. Закурили и тихо о чем-то щебечут.
– Все, парни, – сказал я ребятам. – Мне пора.
– Ты на празднике будешь? – спросил Длинный, и я вспомнил, что забыл о празднике.
День города, между прочим, а не хрен собачий. И день сегодня не абы какой, а праздничный, юбилейный. Что сегодня двадцать лет, как образовалась наша Зона. И мероприятия обещались быть крутыми, славными и запоминающимися.
– В девятнадцать двадцать, – напомнил Чупа.
Точно.
Двадцать лет назад ровно в девятнадцать двадцать и грянуло. Так что, по обычаю, и годовщину празднуют с девятнадцати двадцати и вроде бы как неожиданно. Нет ни одного плаката или воздушного шарика. А вот в девятнадцать двадцать ка-ак жахнет! Двадцатый год подряд.
Голландец даже особо спорить не стал, сунул амбарную книгу для росписи Первому и Второму, сфотографировал их по очереди и скинул фотки в компьютер.
– Ну ты понимаешь, Блондин, что аккуратно, чистенько, не гадить, надписи не оставлять… И выйти не позднее…
– Не позднее двадцати минут восьмого, – сказал я. – Буду, не сомневайся. Ежели мои красавцы отстанут – выйду без них.
И, для воспитания, повысил я голос и продекламировал вслух любимый каждым сталкером пункт из «Уложения» о том, что не несет сопровождающее лицо ответственности за клиента, в случае отказа какового обязан только сигнализировать в компетентные органы, а вот право имеет уйти, убедившись, что клиенту не угрожает непосредственная опасность.
Обычно лица соискателей при такой декламации вытягиваются, становятся серыми, почти как у «големов», но мои отреагировали спокойно. Загасили бычки, поправили лямки на рюкзаках и выжидающе посмотрели на меня.
Я в детстве бывал в деревне у деда, ездил в повозке, запряженной парой коней. Так вот, кони с таким точно выражением морд оглядывались на ездоков. Ну, давай, что ли?
Значит, пошли.
Я выдвинулся вперед, сделал несколько шагов, по довольному сопению за спиной понял, что оба идут следом и готовы так маршировать и дальше.
Мы обошли шлагбаум, вдоль стеночки прошмыгнули мимо того, что осталось от «голема», и вошли в старый квартал. Я оглянулся – над КПП ветер теребил старый плакат «Добро пожаловать, пришельцы!», повешенный еще тогда, когда всем казалось, что это именно зеленые человечки устроили все это у нас в городе.
Плакату было уже лет двадцать, намалеван он был на какой-то легкой ткани, должен был уже истлеть в прах, но только выцвел да запылился.
Ладно, бог с ним. Только я собрался идти дальше, как слышу – сзади что-то звякнуло. Оборачиваюсь – Второй открывает сумку и вытаскивает из нее видеокамеру.
Это он ее, значит, в сумке нес. Это он, значит, оператор, мать его так. И это значит, что я повел в Зону съемочную группу, чтоб им всем пусто было.
А Второй, мало того, что камеру достал, так еще и на колени становится и объектив сует в подвальное окошко. А там, между прочим, «ведьмин студень», и не самый популярный в Хармонте коктейль, а самый что ни на есть настоящий «ведьмин студень». И если хоть капля этой гадости попадет на кожу, то человек до самого конца жизни это место будет поглаживать, теребить, царапать и ковырять. Ковырять-ковырять-ковырять, пока не проковыряет насквозь. Пальчиком или там стамеской – неважно. Важно, чтобы посильнее на эту точку счастья давить.
Вот это я Второму ласково так и рассказал, он побледнел и от окна отшатнулся. Там как раз пламя голубенькое от поверхности «студня» оторвалось да потолок прямо возле окна и лизнуло.
Второго бросило в пот, прямо потекло с него. По щекам, по шее, капельки повисли на ресницах и кончике носа.
– Значит, доверять вам, ребята, нельзя, – говорю. – Значит, меняем порядок движения – вы впереди, я сзади. Указываю направление и идем. Вначале – Второй, как самый шустрый. Мне таких не жалко, если честно. Потом – Первый, его тоже не жалко, но двоих вперед все равно послать не могу.
– А как мне можно снимать? – спрашивает Второй.
– Как надел, так и снимай. Я подряжался на экскурсию, про съемки разговора не было. Не было разговора?
– Не было, – честно подтвердил Первый. – Но если можно…
– Нельзя.
– Если можно, на остановках мы все-таки хотели кое-что отснять. Пейзажи, если повезет, какие-нибудь интересные места…
– Это ты у девки своей интересные места снимай… Вперед, шагом марш.
И мы пошли.
Парни крепкие попались, я думал, что через каждые сто метров будут отдыхать, но нет, несут свои рюкзаки, не жалуются. Второй, кажется, камеру включил, вроде бы и в опущенной руке несет, но объективом со стороны в сторону водит. Ну и хрен с ним.
Квартал мы проскочили спокойно, Второй, правда, заметил траву, что росла на антеннах, попросил разрешения отснять. Я для порядку сделал паузу, потом разрешил. Две минуты. И чтобы не прикасался.
– А что так? – глядя в видоискатель, поинтересовался Второй.
– А тут, понимаешь, когда это мочало на антеннах появилось, прислали вертолет, чтобы взять образец…
– И?
– Взяли, зацепили якорем на тросе, потянули… Мне рассказывали, что, если судить по записи переговоров, всем на борту вертолета одновременно стало хорошо. Такое счастье испытали, что даже забыли, где находятся и что делают. Двое ученых один за другим вышли из вертолета через открытую дверь, а пилоты, как потом обнаружили, зачем-то отправились в хвост вертолета. А вертолет до сих пор лежит на той стороне, за домом. И пилоты тоже. Я фотографию видел – сидят и вроде как блаженно улыбаются. На видео, говорят, это еще смешнее. Они даже глазами моргают. Медленно-медленно веки опускаются, медленно-медленно поднимаются. Восемнадцать часов тридцать восемь минут и пятнадцать секунд вниз и столько же – вверх. Так что не прикасайся, бог с ним, с мочалом.
Часам к двум я разрешил привал.
Возле озерца. Я и сам искупался, и им разрешил. Водичка прозрачная, теплая. Я всегда здесь останавливаюсь. И все соискатели в восторге. Говорят, что после купания чувствуют себя счастливыми, словно дети. Я им верю. И не говорю, что несколько раз пытались измерить глубину озерца. Несколько раз – сталкеры. Первый, Форс, попытался донырнуть. Сознание потерял, кровь из ушей и носа, но не утонул. Всплыл кверху спиной через четыре минуты и даже ожил после откачивания. И был очень счастлив, что выжил.
Мерили веревкой с грузом на конце – метров сто отмотали, без толку. А потом прикатили на «калоше» институтские, с радаром, но и у них получилось нечто несусветное. Так и прозвали озерцо – Бездна счастья.
Я лежал на песочке и подсыхал. Было хорошо, спокойно. Соискатели перекусили чего-то, но, как я заметил, без особого энтузиазма. Первый все больше молчал, а Второй – носился вокруг, как ошалевший от счастья щенок. Совал нос под камни, что-то кричал пролетевшей мимо птице, даже засобирался было взять и донырнуть до дна озера, но я даже отреагировать не успел, как он заинтересовался травой, обнаружил, что весь клевер – пятилепестковый. Пришедший в умиление Второй схватил свою камеру и начал снимать растения. И похоже, каждое в отдельности.
А потом повезло и мне.
Я его все-таки засек. Нет, засек я эту гниду еще возле КПП. Потом раз или два слышал, как он копошился в кустах, в развалинах, один раз спугнул птиц возле старой бензозаправки.
Возле озера он подставился. Я, если честно, на это и рассчитывал, когда вел клиентов по этому маршруту. Для человека нового, первый раз пришедшего в Зону, тут – да, хорошо. Но не более. А тому, кто уже бывал, – сложнее. И гораздо сложнее. Вот, например, я своих вел по долинке, через двойной лысый холм, а ему, чтобы не засветиться, пришлось идти через овраг. А сразу после него, чтобы не налететь на «плешь», пришлось отклониться к чертовой капусте. А у той сейчас – период цветения. И без скафандра ты там ясность сознания не сохранишь. В сочетании же с ветерком от «плеши» и влагой «бездны» эффект получился пусть и не мгновенный, но сногсшибательный.