Около него, точно из-под земли, вырос сержант Сычихин.
— Разрешите мне? Я мигом…
— Переждать надо, теперь немцы по нему откроют огонь, — сказал Ковтун.
Через полчаса, когда обстрел бугра прекратился, он положил руку на плечо сержанта:
— Теперь давайте.
Сычихин надвинул на лоб каску, взял винтовку, связку гранат, быстро спустился в ложбинку и по-пластунски пополз к бугру. С холмов наблюдали за ним. Гитлеровцы заметили Сычихина, и тотчас же с десяток мин разорвалось на поляне.
— Сейчас пойдут в атаку, — предупредил Ковтун.
Действительно, вскоре гитлеровцы показались на поляне. С бугра сразу же застрочил станковый пулемет и прижал их к земле. Атака захлебнулась в самом начале.
Снова бугор начали тщательно прощупывать минами, отыскивая пулеметчика. Когда гитлеровцы пошли в седьмую атаку, пулемет замолчал.
— Разрешите, я узнаю, в чем дело? — подошел Дубровский.
— Давайте. Только скорее, — согласился Воробьев.
Краснофлотец побежал, пригнув голову к земле. Мимо него со свистом проносились пули, одна задела каску, но он продолжал бежать.
Вот и бугор. Дубровский взобрался на него и рухнул в разваленную ячейку. Медлить нельзя — дорога каждая секунда. Он схватился за рукоятки станкового пулемета, присыпанного землей, и с силой нажал на гашетку.
Огонь был неожиданным для немцев, и они повернули обратно. Дубровский в азарте стрелял до тех пор, пока не кончилась лента.
Гитлеровцы отступили. Поляна была усеяна ранеными и убитыми.
Дубровский вытер потное лицо грязной рукой и осмотрелся. Сбоку, засыпанный землей, неподвижно лежал сержант Сычихин; виднелись лишь его голова и руки.
«Может быть, еще жив», — подумал Дубровский, нащупывая пульс. Осколками Сычихину рассекло шею и перебило правую ногу. Дубровский принялся разгребать землю, освобождая сержанта. Около бугра взорвалась мина, и со свистом рассыпались осколки. Взрывы с каждой минутой становились все чаще и ближе. Дубровский лег, прикрыв собой Сычихина. Их совсем завалило, стало трудно дышать, а обстрел все не прекращался. Наконец последняя мина резко хлопнула над самым ухом, и все стихло. С трудом освободился Дубровский от земли и приподнял голову над бруствером. Из леса упрямо шли фашисты. Дубровский смахнул с пулемета землю, придвинул запасные коробки с лентами и стал ждать, решив подпустить гитлеровцев поближе. Пусть они думают, что пулеметчик убит, он им сейчас покажет. Ни одна пуля не пропадет даром, он будет бить только наверняка. Раненый Сычихин застонал и приподнял голову. Еще одно усилие — и он сел на взрыхленную землю, потом, увидев за пулеметом моряка, пополз к нему.
— Ползи к нашим. Я задержу фашистов, слышишь? — не оборачиваясь, сказал ему Дубровский.
Сычихин схватил винтовку и, не целясь, выпустил все пять патронов, потом перезарядил ее и стал стрелять снова.
— Ползи, говорю, пока затишье! Слышишь?
— У меня ноги…
Дубровский хотел перевязать сержанту раны, но, приподняв голову над развороченным бруствером, увидел: гитлеровцы уже совсем близко. Стал забрасывать их гранатами, а потом лег за пулемет и расстрелял всю ленту. Перезаряжать пулемет было, нечем — коробки оказались пустыми. Оставалось только одно — отходить к своим. Но в ячейке лежал раненый товарищ.
— Беги, дружище, — сказал Сычихин.
Вместо ответа Дубровский поднял обмякшее тело пулеметчика на руки и торопливо спустился с бугра…
Краснофлотцы и красноармейцы с напряжением следили за тем, как Дубровский, пригнувшись, быстро шел через поляну. На руках он нес сержанта Сычихина.
— Ложись — убьют! — кричали ему.
Но Дубровский знал: если лечь, подойдут фашисты и обоих захватят в плен.
Дубровский приближался к холмам, потом, качнувшись, точно споткнулся обо что-то, замедлил шаг. Споткнулся второй раз, тяжело поднялся и, пошатываясь, пошел вперед, снова остановился и вместе с Сычихиным упал на землю.
Защитники Цереля, затаив дыхание, с волнением ждали, что Дубровский поднимется снова, но он лежал неподвижно.
— Готовьтесь к бою, — предупредил Ковтун, показывая на цепи гитлеровцев.
Начальник артиллерии, видя, что пулемет не стреляет, приказал 315-й батарее открыть огонь. Несколько снарядов, разорвавшихся в расположении немцев, сломали их ряды и отбросили цепи назад к лесу. Краснофлотцы, воспользовавшись этим, вынесли пулеметчиков.
К старшине Воробьеву подошел Песков.
— Мы просим на бугор посылать только нас, — сказал он.
— Кого вас?
— Нас, букоткинцев. Тех, кто пришел с сорок третьей батареи. Мы так решили…