— Давит, дьявол, — словно оправдываясь, сказал Ключников.
— Давайте решим, что делать дальше, Николай Федорович.
— Надо решать, вы правы, — согласился Ключников. — Решать сообща…
Он собрал на своем КП командиров стрелковой бригады и оставшихся на Сырве нескольких работников штаба БОБРа. Разъяснять обстановку на полуострове долго не требовалось: каждому уже было известно, что снаряды кончились, артиллерия вся взорвана, мин нет, патроны и гранаты на исходе. В частях и подразделениях едва ли насчитывалась четвертая часть личного состава, из них половина легкораненых.
— Надежды на приход катеров с Хиумы нет: немецкие корабли не подпустят их к нашему берегу, — подвел итог Ключников. — Сутки мы выдержим. А потом, — он обвел пристальным взглядом командиров, — собраться всем нам на заминированном КП и подорваться…
Командиры долго, тяжело молчали.
Первым заговорил начальник штаба бригады полковник Пименов. Голос его, чуть глуховатый, но спокойный и твердый, звучал убедительно:
— Я не согласен с Николаем Федоровичем… Без нас, командиров, бойцы обречены на плен. А ведь мы можем еще причинить противнику немало хлопот. Как? Переходом на партизанские действия. В центре Саремы.
— Еще лучше было бы партизанить на латвийском берегу, на материке, — подсказал Харламов.
Решено было любыми средствами удерживать противника от продвижения на Церель, а за это время строить плоты, собирать рыбачьи лодки и переправлять людей через Ирбенский пролив на латвийский берег. Остальным небольшими группами следовало пробиваться по узкому полуострову в глубь Саремы и дальше на Муху, а когда пролив Муху-Вяйн покроется льдом, перейти на материк.
С прекращением огня 315-й башенной береговой батареи противник подтянул свои корабли к самому берегу Сырве и начал методический обстрел Цереля с запада, юга и востока. С севера вела стрельбу наземная артиллерия. В воздухе с раннего утра и до позднего вечера кружили бомбардировщики. Огонь немцы вели по площади, обстреливая каждый квадратный метр. Горели дома, лес, трава. Церель пылал гигантским костром, свежий бриз застилал вспаханную снарядами и бомбами землю едким дымом, скрывая небо.
4 октября противнику удалось наконец прорваться к Церелю. Моонзундцы медленно отступали к маяку, отбивая атаки гитлеровцев. Младший лейтенант Егорычев с оставшимися шестью саперами отходили одними из последних. Утром на перекрестке дорог они установили последнюю торпеду с часовым замыкателем и с минуты на минуту ждали взрыва.
— Последний сюрпризик фашистам от саперов-балтийцев! — сказал Егорычев. Но прошло уже полдня, а грозная ловушка не срабатывала. Неужели ошиблись в установке замыкателя? Ведь они дополнительно установили к торпеде две мины нажимного действия с детонирующей цепочкой.
И вдруг раздался мощный взрыв. Над развилкой дорог повис черный столб дыма и пыли: морская торпеда подняла в воздух фашистские машины с солдатами. Егорычев увидел счастливые лица своих боевых помощников, радостно заулыбался сам:
— Надолго фашисты запомнят саперов!
К вечеру противник вышел на линию кирха Ямайя, пристань Менту. Ночью немцы боялись вести наступление, ждали дня. Лишь беспрестанно била по площади их артиллерия с кораблей и наземных батарей. Егорычеву с трудом удалось добраться до Менту, где он встретил нескольких своих товарищей, среди которых были командир роты Кабак, политрук Буковский, командир инженерной роты Савватеев и политрук Троль. Опираясь на деревянную палку и заметно прихрамывая, обрадованный Кабак пошел навстречу Егорычеву, крепко обнял его свободной рукой.
— Жив, тезка! А мы уж думали… Да еще не один вернулся?! Шестерых хлопцев с собой привел? Это же сила! — Кабак дружески протянул свою руку саперам. — А сейчас, друзья, быстро уничтожить все, что осталось на нашем складе и складе моряков, — приказал он. — Ничего не оставим немцам!
Егорычев со своими бойцами выполнил задание командира роты. Поздно вечером саперы собрались в пустом складе взрывчатых веществ: решали, что предпринять дальше.
— Задачу, поставленную командованием, мы выполнили, — заговорил Буковский. — Саперы сделали все возможное и невозможное. Одно решение было принято у нас еще тринадцатого сентября на партийном собрании у Ориссарской дамбы — не сдаваться фашистам.
— Это решение остается в силе и сейчас, — сказал Кабак. — Капитан Харламов предложил нам перебраться на латвийский берег или пробиться в центр Саремы, где мы продолжим нашу борьбу с фашистами.