Минут двадцать немцы не давали о себе знать. Краснофлотцы терялись в догадках: уж не ушли ли они совсем? И тут в стороне, правее их дота, заухали взрывы.
— Фашисты правее пошли! Гранатами проход себе расчищают! — доложил Серебрянский.
В боковую амбразуру он с трудом просматривал местность, которую вражеские десантники выбрали для нового удара. — В атаку пошли!
Рахманов понял: из дота пулемет фашистов не достанет — мешали кусты и высокие края воронок, вырытых снарядами.
— Пулемет наверх! — скомандовал он и, схватив две коробки с лентами, выбежал из дота. Серебрянский с краснофлотцем подхватили станковый пулемет и вынесли его наверх. С крыши дота весь участок был как на ладони. Метрах в двухстах видны были цепи немецких автоматчиков. Они шли во весь рост в только что проделанный гранатами новый проход в проволочном заграждении. Слева из леса высыпало десятка два автоматчиков.
— Фашисты и слева! — предупредил Серебрянский.
Рахманов покосился в сторону, торопливо продернул ленту с патронами.
— Возьми их на себя, — сказал он. — А я тех…
Серебрянский кинулся в дот, краснофлотец остался с командиром.
Рахманов навел пулемет на первую цепь. Несколько человек из цепи плюхнулись на землю, остальные залегли. Пулемет смолк. Через минуту немцы поднялись и опять ринулись на прорыв. И вновь застрочил пулемет Рахманова, не подпуская их к проходу в проволочном заграждении. Из дота вели огонь краснофлотцы во главе с Серебрянский, отжимая вторую группу автоматчиков к лесу.
Рахманов вдруг почувствовал боль в левой ноге. Попробовал пошевелить ею — нога не подчинялась. Подумал обернуться, посмотреть, что с ней, да нельзя разжать пальцы, отпустить пулемет — немцы прорвутся на огневую позицию батареи. Новая резкая боль в ноге, теперь уже в правой. Словно кто-то уколол ее. Попытался приподнять ее — не хватило сил. А пулемет все дергался в его руках, но бил он уже в одну точку, не причиняя вреда фашистам.
Краснофлотец мигом соскочил в дот.
— Командир… старший сержант…
Серебрянский не дослушал, выскочил наверх. Краснофлотец побежал за ним. Рахманов неподвижно лежал за пулеметом.
— Друг, живой?! — приподнял его голову Серебрянский. Рахманов с трудом открыл глаза, сухими, потрескавшимися губами прошептал:
— Командуй сам… Я… немцы… — и потерял сознание.
— В дот его, — приказал Серебрянский испуганному краснофлотцу. Тот подхватил обмякшее тело Рахманова и потащил вниз. Серебрянский лег за пулемет, огляделся. Немецкие автоматчики были уже в проходе проволочного заграждения. Он прильнул к прицелу и нажал гашетку…
Краснофлотец Дуров едва успевал заряжать пустые круглые диски от ручного пулемета и подавать их старшине батареи. Антонов вел прицельный огонь вдоль дороги на Эммасте, откуда то и дело бросались в атаку гитлеровские десантники. Из соседней амбразуры стрелял кок Пустынников.
Из-за кустов высыпала на дорогу группа автоматчиков. Антонов поймал на мушку бегущего впереди офицера и дал короткую очередь. Офицер неуклюже взмахнул руками и рухнул на землю. Остальные попятились в кусты.
— Готов! — выкрикнул Пустынников. — Не будешь лезть вперед!
Он знал, что никто так точно не стреляет на батарее, как Антонов. Недаром сержант на всех соревнованиях по стрельбе всегда брал первое место.
В дверь дота постучали. Краснофлотцы насторожились: неужели их сумели обойти с тыла? Стук повторился.
— Наши, — сказал Антонов. — Открывайте дверь.
В дот вошел Паршаев. За ним втиснулся и сопровождающий его краснофлотец.
— Ну, как тут у вас дела? — спросил Паршаев.
— Бьем фашистов, товарищ старший политрук, — ответил Антонов, не отрывая взгляда от дороги.
Паршаев подошел к амбразуре:
— Откуда они наступают?
Антонов не успел ответить: на дороге появились немцы. Антонов стрелял короткими очередями, и каждый раз один из автоматчиков падал на землю. Кончился диск. Он вынул его и взял у Дурова новый, набитый патронами. Снова застучал пулемет.
— Так вот где они прячутся, — проговорил Паршаев.
Ровная поляна, шириной метров пятьдесят, с дота хорошо простреливалась. Но если ее пройти, то можно будет укрыться за леском, и тогда противника из дота не достать.
Зазвонил полевой телефон. Дуров ваял трубку.
— Да… Вас, товарищ старший политрук, — передал он трубку Паршаеву. По тому, как побелело лицо военкома, Антонов понял: произошло что-то непоправимое.
— Фашисты прорвались с центра к третьему орудию. Я туда…