— Здравия желаю, товарищ майор. Опять довелось увидеться…
Лицо красноармейца Фиронову показалось знакомым.
— Постой-постой, — вспоминал он. — Где же я тебя видел?..
— Да с десантом в Хаапсалу, — напомнил красноармеец. — Сломов моя фамилия. Меня же к вам тогда определили…
— Точно! Теперь узнал. Но ты же, по-моему, был артиллеристом?
— Был, товарищ майор, — нахмурился Сломов. — Только не знаю, что сейчас с нашей батареей стало. Стреляла она по фашистам, много друзей погибло. А наш взвод под Кярдлу послали…
Фиронов подозвал к себе командира взвода, молоденького лейтенанта, и приказал ему задержать наступающих немцев.
— Людей мало, товарищ майор…
— Дадим вам пулеметчиков на усиление, — пообещал Фиронов и напомнил: — Продержитесь до темноты любой ценой, товарищ лейтенант. А ночью отходите на Тахкуну. — Фиронов пожал на прощание руку лейтенанту, обернулся к терпеливо ожидавшему Сломову. — Ну, Сломов, бей фашистов, как бил их под Хаапсалой, — дружески сказал он. — На Тахкуне еще встретимся…
Едва машина начальника сухопутной обороны успела скрыться за поворотом, как наблюдатели доложили о движении по дороге большой колонны немцев. Лейтенант быстро распределил участки обороны. Сломова он послал вторым номером к ручному пулемету. Пулеметчики выбрали место на пригорке возле самой обочины шоссейной дороги. Сзади них стоял небольшой дом, покинутый эстонцами. Не успели установить ручной пулемет, как на дороге показалась группа немцев.
— Даже пристреляться не дали! — кивнул Сломов на дорогу.
— По ним и пристрелку произведем, — ответил пулеметчик, налаживая пулемет.
После первой же короткой очереди немцы бросились врассыпную.
— Вот и пристрелялись! — спокойно произнес пулеметчик и пододвинул к себе поданный Сломовым диск. — Тебя зовут-то как? — спросил вдруг он.
— Димка… Дмитрий Сломов. А что?
— Надо же знать, кто помогает мне в бою.
— А тебя как величать? — поинтересовался Сломов.
Вместо ответа раздалась длинная пулеметная очередь. Сломов приподнял голову и увидел немцев. Они наступали по обе стороны дороги, прячась за кусты. Пулеметчик повел стрельбу короткими очередями, тщательно прицеливаясь. Сломов видел, как ложились на землю немецкие солдаты и уже больше не поднимались. Кончился один диск, второй, третий. Сломов подал четвертый. В запасе остался еще один.
— Последний, — напомнил он пулеметчику.
Тот, словно не расслышав, вставил в приемник поданный диск и продолжал стрельбу.
— Ага, остановились! — обрадовался красноармеец, вытирая со лба пот. — Гляди, Димка, пятятся назад фашисты! Эх, патронов нет. Я бы им еще всыпал…
Сломов видел, как отходили немцы.
— Мастак же ты стрелять, я тебе скажу, — похвалил он пулеметчика. — Величать-то тебя как?
— Самое простое русское имя… — заговорил пулеметчик, но дальше его слова потонули в грохоте: рядом разорвалась мина. Оба красноармейца припали к земле; мины рвались вокруг, обдавая их взрыхленной землей. Обстрел продолжался долго. Сломов забеспокоился: не идут ли немцы снова в атаку? Он приподнял голову, и тут же взрывной волной его опрокинуло на бок: мина взорвалась совсем рядом. Попытался встать, но правая нога больше не подчинялась ему. «Ранен. А как же пулеметчик?»
Тот неподвижно лежал возле пулемета, уткнувшись лицом в землю. «Так и не узнал, как его величают-то», — пожалел Сломов. Он услышал частую автоматную стрельбу, увидел совсем близко от себя немецких солдат. Вскинул винтовку и дважды выстрелил. Два солдата упали как подкошенные. «И я не остался в долгу перед пулеметчиком», — облегченно подумал Сломов. Он прицелился в третий раз, но сзади кто-то ударил по винтовке и выбил ее из рук. Два автомата уставились ему в глаза, из их раскаленных стволов поднимались вверх жидкие струйки теплого, колышущегося воздуха и, подхватываемые ветром, уносились ввысь…
Командир 12-й береговой батареи капитан Карчун приказал артиллеристам взорвать орудия. Все снаряды выпущены по врагу, а без них батарея мертва. Он стоял возле бруствера орудийного дворика и с болью в сердце следил за тем, как молчаливые краснофлотцы забивали длинный ствол толовыми шашками.