К группе подошел капитан Морозов.
— Катера вернутся вечером, — сказал он. — Днем их прямой наводкой могут расстрелять немецкие орудия. Сейчас занять оборону и держаться до ночи! — В голосе командира 33-го инженерного батальона было столько уверенности и твердости, что бойцы сразу же прониклись к нему доверием.
С командирами орудий и отделений Морозов распределил участки обороны. Батарейцы направились на огневую позицию, а строители расположились у бетонного завода, на котором приходилось им работать при сооружении батарей на Хиуме.
— Как орудия? — спросил Морозов у младшего сержанта Селиванова.
— Взорваны.
— Но стволы остались?!
— Остались, — неуверенно ответил Селиванов. — Покалечены они.
— Не имеет значения. Лишь бы глядели в сторону немцев.
— Понял вас, товарищ капитан! — догадался Селиванов.
Его расчет занял оборону в развалинах орудийного дворика. Лишь своего установщика прицела и целика краснофлотца Федорова с ручным пулеметом он выдвинул далеко вперед, дав ему в помощь трех артиллеристов.
— Продержаться до вечера любой ценой, — наказал он краснофлотцам. — А когда придут катера — сообщим.
Федоров занял оборону в старой пулеметной ячейке, возле огневой позиции, где до войны не раз бывал в секрете. Установил на бруствере пулемет, осмотрел небольшую открытую поляну, за которой в сосновом лесу прятались немцы, показал места для боя своим помощникам. Рядом стояла землянка, и батарейцы укрылись от минометного обстрела, оставив в ячейке наблюдателя.
Обстрел противником огневой позиции из минометов и пушек продолжался до полудня. К удивлению моонзундцев, немцы не предпринимали ни одной атаки. Как и рассчитывал Морозов, они боялись огня 26-й береговой батареи, три орудийных ствола которой были направлены на них. Во второй половине дня гитлеровцы наконец догадались, что у моряков не осталось ни одного снаряда. Одновременно с трех сторон они атаковали маленький гарнизон, прижатый к воде.
Федоров первым открыл огонь из своего ручного пулемета по высыпавшим из леса гитлеровцам. На таком небольшом расстоянии трудно было промахнуться; короткие очереди, точно по команде, клали немецких солдат на землю. Послышалась стрельба в районе бетонного завода, где оборонялись строители капитана Морозова. Гитлеровцы, не ожидая такого плотного огня, залегли. Они не хотели рисковать, зная, что окруженному малочисленному гарнизону не вырваться больше из огненного кольца. Стрельба медленно нарастала, временами сливаясь в сплошной дробный гул, и уже не прекращалась до вечера. Федоров стрелял из пулемета не торопясь, тщательно прицеливался, точно был на полигоне, а не в последнем бою. Он берег патроны, да и ствол не выдерживал перегрева. Куча пустых черных дисков валялась на дне ячейки. Набивать их уже было нечем. Его помощник бережно положил на бруствер диск, со вздохом предупредил:
— Последний, Коля…
Федоров оглядел горизонт, закрытый сплошными облаками. «Наступает вечер. До темноты бы продержаться», — думал он. Но на поляне опять показались гитлеровские солдаты. Одна короткая очередь, вторая. Гитлеровцы скрылись в лесу и через минуту появились снова. Еще одна короткая очередь. Увлеченно стреляют из винтовок и трое батарейцев. Федоров давно уже не слышал выстрелов с огневой позиции, замолкли почему-то на бетонном заводе и строители. Лишь из одной его ячейки ведется огонь, да и тот должен скоро прекратиться из-за отсутствия патронов. Отходить же приказа не было. Правда, и отходить-то некуда: за спиной — море. Единственная надежда на темноту, а ночь так медленно приближается. Кажется, и не будет ее сегодня совсем, останутся эти напряженные вечерние сумерки…
Темнота для Федорова наступила мгновенно: он почувствовал тупой удар в затылок…
Метр за метром с боем оставляли обагренную кровью полоску прибрежной земли оставшиеся в живых моонзундцы. Разрозненными группками они отступали к маяку Тахкуна. Кончались патроны, гранаты. Тогда балтийцы шли врукопашную — это было последнее, что могли еще сделать они.
Противник торопился захватить остатки гарнизона. Он бросил в бой все свои резервы, но ему потребовался еще целый день, чтобы разбить обескровленных балтийцев. К удивлению немецкого командования, ни одна из прижатых к морю групп не сложила оружия, предпочитая плену смерть в бою.
К вечеру 22 октября все северное побережье полуострова Тахкуна уже было в руках противника. И только возле самого маяка, расположенного на мысе, у воды отчаянно отбивалась группа краснофлотцев. Гитлеровцы получили приказ: взять живыми хотя бы этих последних моонзундцев. Цепи немецких солдат двинулись на мыс, в стрелковых окопах которого расположились моряки.