— Товарищ командир, все тринадцать самолетов в воздухе, идут курсом на цель, — доложил радист Кротенко.
— Добро! — отозвался Преображенский. Он слегка потянул на себя штурвал, и самолет, задрав нос, пошел ввысь.
Хохлов по карте определил место бомбардировщика. Временами он поглядывал на высотомер, стрелка которого отсчитывала деления. Четыре тысячи метров… Четыре тысячи пятьсот… Пять тысяч… В кабине заметно похолодало. Капитан посмотрел на термометр: за бортом было тридцать два градуса мороза.
— Находимся на траверзе шведского острова Готланд, — сообщил он Преображенскому.
— Отлично, Петр Ильич! Еще три раза по столько, и посыплются наши гостинцы, — отозвался полковник. — Как думаешь, проскочим или увидят?
— Должны проскочить, — сказал Хохлов. — Интересно, сообщат о нашем визите фашистские газеты?
Командир пожал плечами:
— Навряд ли.
Вскоре самолет врезался в рваные облака. С каждой минутой они сгущались, превращаясь в плотные темные тучи. Звезды погасли, исчезло из виду море.
Преображенский вел машину вслепую, по приборам. Надежда, что облачность скоро прекратится, таяла с каждой минутой. Ей, казалось, нет ни конца ни края. Самолеты бросало с крыла на крыло, кидало вверх и вниз, временами трясло, точно на ухабах.
— Надеть кислородные маски! — приказал Преображенский. — Кротенко, передай: пробивать облачность!
Но чтобы вырваться из облачного плена, надо подняться еще выше. Стрелка высотомера как бы нехотя поползла вверх, миновала отметку шесть тысяч метров.
Бомбардировщик негерметичен, и в кабине стало совсем холодно. Пальцы не чувствовали карандаша. Стекла очков покрылись налетом инея. Глаза слезились от нестерпимой рези. Высота — шесть с половиной тысяч метров. А до цели еще ой-ой как далеко.
— За бортом — сорок шесть градусов, — раздался в наушниках голос Хохлова.
— Знатный морозец!.. — Командир взглянул на штурмана: — Где мы?
— Возле датского острова Борнхольм, — ответил Хохлов. — Через двести километров Штеттин.
Долго лететь на большой высоте мучительно трудно: дает себя знать недостаток кислорода. Подступает тошнота, дышать тяжело, холод сковывает лицо и руки. Нелегко приходится стрелку-радисту кормовой установки Ивану Рудакову: в его приборе произошла утечка кислорода. У Преображенского не выдержали барабанные перепонки и из ушей потекла кровь.
«Надо дойти! — упрямо твердит про себя полковник и еще крепче сжимает штурвал. — Обязательно дойти!»
— Летим над Германией, — сообщил штурман.
«Балтийское море позади. Над землей, подальше от берега, облачность должна кончиться», — размышлял Преображенский.
Действительно, вскоре промелькнуло звездное небо. И снова мутная пелена окутала кабину. Но облака уже были другими, просветы появлялись чаще и стали продолжительнее. А потом облачность осталась внизу, взору открылась чистая звездная пустыня, над которой по-прежнему недвижно висела луна.
— Штеттин! — доложил Хохлов.
Преображенский посмотрел вниз. Город был незатемнен. По аэродрому скользили узкие лучи прожекторов, освещая длинную посадочную полосу: шли, по-видимому, ночные полеты.
— Может, сядем? — улыбнулся Преображенский. — Для нас тут и световое «Т» выложили. Ишь какие гостеприимные.
— Принимают нас за своих, — сказал Хохлов. — Прямо руки чешутся: вот бы долбануть!
— Да, хороша цель, — согласился командир.
Самолет нырнул в непроглядную мглу; город остался позади. Хохлов в который раз принялся производить расчеты на случай, если придется бомбить Берлин вслепую. По облачность неожиданно пропала. Засияли звезды. Блестела при лунном свете автострада Штеттин — Берлин. Минут через десять впереди по курсу показались пятна света.
— Подходим к Берлину! — с волнением произнес штурман.
— И здесь нас явно не ждали, — кивнул полковник на незатемненный город. — Что ж, тем лучше. Прикинуть поточнее, Петр Ильич!
Он толкнул рукоятку штурвала вперед — бомбардировщик послушно пошел на снижение.
Под крыльями самолетов проплывали освещенные улицы, ровные прямоугольники кварталов Берлина. Самонадеянность фашистов была видна во всем.
— Ах, сволочи, обнаглели дальше некуда. Ну, подождите, всыплем!
— Цель через пять минут, — тяжело дыша, сообщил Хохлов.
— Кротенко, передавай, приготовиться к работе! — приказал Преображенский радисту.
А россыпи огней все ближе и ближе. Видна узкая лента Шпрее. Внизу блеснуло озеро. За ним должен появиться химический завод. Штурман доложил об этом командиру.