Трясущимися руками Кучеренко хватался то за одну ручку настройки, то за другую. Смирнов понял: случилось что-то неладное.
— Есть связь с батареей? — леденеющим голосом спросил он.
Краснофлотец отрицательно замотал головой. Глаза его наполнились слезами, верхняя губа дрожала, он готов был расплакаться от обиды и беспомощности. Взрыв снаряда вывел радиостанцию из строя. От волнения Кучеренко никак не мог найти поломку и шарил всюду окровавленными руками: осколком ему задело левую руку чуть повыше кисти. Смирнова охватило отчаяние: его товарищи, с которыми он не раз был на краю гибели, сражаются сейчас с врагом, умирают, а 43-я батарея молчит. Разве Абдулхаков простит ему это? И телефонной связи здесь нет, поэтому он вынужден был отослать Кудрявцева обратно на батарею. Смирнову захотелось сорвать на Кучеренко злобу, но он понимал, что краснофлотец не виноват. Подавленный, Смирнов глядел на бурлящий от разрывов пролив, не зная, что делать. Кругом, насколько хватало глаз, были видны немецкие катера, баржи, мотоботы, шаланды и шлюпки; они напористо шли к берегу Муху. Возле острова Вирелайд стояли три шаланды.
«Что с Сарапиным, жив ли? Впрочем, такого голыми руками не возьмешь», — подумал он о старшине 2-й статьи.
Несмотря на огромные потери, десантные корабли подходили к острову. Вода кишела плавающими людьми, по гитлеровцы не пытались подобрать их: они стремились быстрее уцепиться за землю. Немецкие батареи перенесли огонь в глубину обороны гарнизона, чтобы не поразить свои катера. В бой вступили говорливые пулеметы, сухо защелкали винтовочные выстрелы. Бойцы батальона упорно защищались, не давая возможности кораблям с войсками подойти вплотную к берегу. Но вражеские корабли все шли и шли. Казалось, им не будет конца.
Связной от Ключникова сообщил начальнику штаба, что противнику удалось зацепиться за берег в северо-восточной части острова, около Каласте. Идут упорные бои за деревню. Под угрозой и Куйвасту. Ни слова не говоря, Охтинский побежал к пристани.
Впереди, метрах в ста двадцати, на каменистую косу с катеров и барж прыгали гитлеровские солдаты, беспорядочно стреляя на ходу. Слева тянулись изрытые снарядами окопы, из них красноармейцы вели винтовочный огонь по косе. Справа, на бруствере разваленной стрелковой ячейки, стоял станковый пулемет, надежно прикрывающий правый фланг обороны. Охтинский понял, что, пока пулемет будет бить по врагу с этой позиции, противнику не удастся пройти косу и приблизиться к окопам. Созрел план контратаки. Пулемет будет удерживать противника на месте до прихода подкрепления, обещанного Ключниковым, а потом совместными силами одним ударом можно будет смять врага и опрокинуть его.
Когда гитлеровцы кинулись по захваченной косе на окопы, длинная очередь «максима» заставила их прижаться к земле. Через две минуты они опять поднялись в атаку, и снова пулемет уложил их на землю. С катеров и барж по стрелковой ячейке ударили пулеметы. Пули с нудным свистом пролетали мимо Охтинского.
Он невольно прижался спиной к деревянной стене сарая, потеряв пулеметчиков из виду. Громовой рев заставил его отпрянуть от спасительной стены и посмотреть на косу: гитлеровцы в третий раз бросились в атаку. «Максим», дав короткую очередь, неожиданно замолк. Охтинский впился глазами в стрелковую ячейку. Так и есть, оба пулеметчика убиты. Один лицом вниз неподвижно лежал за пулеметом, другой скатился на дно ячейки. Только пулемет мог сейчас заставить немцев отказаться от атаки. Но кто заменит пулеметчиков? Охтинский решил послать к «максиму» связного, но, оглянувшись, увидел его убитым.
Ближе всех к станковому пулемету занимало оборону отделение Сычихина. С катеров и барж прыгали в воду и выходили на берег все новые и новые группы немецких солдат. Винтовочный и автоматный огонь не мог их остановить. Взоры всех невольно обратились к стрелковой ячейке, на бруствере которой высился «максим».
— Пулемет, огонь! Стреляй быстрее, пулеметчик! Давай огня, бей гадов! — слышались взволнованные голоса в окопе.
— Чертова душа, — не выдержал и Сычихин. Сложив руки рупором, он громко крикнул пулеметчику: — Открывай огонь, что тянешь! Давай!..
Гитлеровцы, ободренные молчанием пулемета, с победным криком устремились к окопам. Еще метров тридцать — и они выйдут с узкой косы. Тогда их ничем не остановить. Но тут наконец заговорил станковый пулемет. Первая шеренга замешкалась, остановилась и залегла. «Максим», не переставая, продолжал косить сбившуюся толпу врагов, оттесняя ее обратно к воде. Досталось и тем, кто лежал на земле — с бугра пулемет простреливал всю косу.