Находясь в хлопотах по этому делу, я попросил наших синьоров выделить одного солдата для охраны аббата, какового вызвал во Флоренцию, чтобы он мог защитить свои права; и после того, как он с одним своим монахом и с сером Джулиано, своим поверенным, и с Франческо, его братом, пробыл в моем доме около месяца, увидел я достаточно ясно, что аббат проиграет эту тяжбу из-за папских булл, в которых объявлялось – и в письмах и в буллах – об отлучении папой от церкви аббата и всякого, кто окажет ему помощь и поддержку, а также из-за могущества тех, кто выступал против него и против нас, приводя большое количество всяких ложных свидетелей. И как-то, обсуждая с большим огорчением все это с упомянутым сером Джулиано, поверенным аббата, я сказал ему, что не вижу никакого способа противостоять таким могущественным силам, каковыми обладали Джанфильяцци, деи Кастеллани, деи Перуцци и другие родичи и друзья этих Рикасоли, и их сторонники, и приспешники. На каковые мои слова тот ответил: «Вижу я один способ, а именно, чтобы аббат подал нашим синьорам прошение против Альбертаччо; и если он его подаст, то Альбертаччо из опасения, чтобы его не перевели в гранды,[118] пойдет на компромисс и отсюда может последовать какое-то примирение». Я ответил ему, что мне это нравится, но что пусть он с аббатом все устроит, а я в это дело не хочу быть замешанным. Тогда сказал он: «Скажи твоему слуге Санти, чтобы он исполнил то, что я ему скажу, и предоставь действовать мне». И действительно, в этот же вечер, уже в час ночи, сер Джулиано сказал аббату: «Пойдемте в дом мессера Джованни ди сер Ристоро, чтобы попросить его о вашем деле». И велел он своему брату Франческо, чтобы тот также вышел бы из дому, взял с собой Санти и мессера Лапо ди Рикасоли, каковой был врагом Альбертаччо, как сам лично, так и по старинной распре, и который в этот вечер оказался в нашем доме и ужинал с нами; велел им идти к дому упомянутого мессера Джованни, а когда он вместе с аббатом и монахом подойдут туда, напасть на него, не нанося, однако, вреда, и, напав, убежать оттуда; и так было все сделано. Ни аббат, ни монах, ни солдат синьора, который тоже был с ними, ничего не знали об этом уговоре, но твердо поверили, что это Альбертаччо или другие вместо него хотели побить аббата и причинить ему большое зло, но не смогли этого сделать из-за солдата синьории; посему сразу же после нападения они отправились во дворец с жалобой нашим синьорам, которые тут же ночью объявили повсюду, что тот, кто знает участников этого нападения и в течение трех дней не донесет об этом, будет подвергнут наказанию как лично, так и в имуществе; тот же, кто участвовал в этом и раскроет это, будет отпущен; и на следующий день на заседании вместе со своими коллегами указанное объявление оформили как закон.
После того как в наш дом вернулись упомянутые участники нападения, каковые возвратились раньше аббата, а затем и аббат со своими спутниками, я узнал, как происходило дело, сперва от нападавших, которые рассказали мне правду, а от подвергшихся нападению услышал я рассказ частью ложный, поскольку они говорили, что их били и толкали и что они узнали среди нападавших Карло да Рикасоли, каковой тогда уже вернулся из Рима. Почему на следующий день, когда подеста вызвал указанного Карло, тот явился тотчас же, зная, что в этом деле он чист. Он был взят под стражу в капелле; и в тот же вечер сер Джулиано был забран человеком, присланным подестой по наущению Альбертаччо и Папино, сына мессера Ринальдо, предполагая, что они знали о деле; но подеста, допросив их, тотчас же отпустил, сказав: «Завтра опять явитесь ко мне». И после того, как сер Джулиано вернулся в наш дом, узнав о том, что забирали, и услышав про закон, изданный по поводу этого дела, я отослал сера Джулиано, мессера Лапо, Санти и Франческо к Брандо да Какьяно ди Кьянти в Вальдипезу, поскольку тот хотя и слышал о всей этой неприятной истории, но при ней не присутствовал и не был никак в ней замешан. На другой день подеста вызвал сера Джулиано, а потом меня. Явился я к нему. Он мне заявил, что, если я не пришлю к нему сера Джулиано, он привлечет к ответственности меня. Я сказал ему, что не знаю, где тот находится. Он отпустил меня, но на третий день снова послал за мной с намерением задержать меня, как я об этом узнал позже. Когда я пришел к нему, он допросил меня и всячески мне угрожал, в конце же отпустил меня, велев мне на другой день снова явиться к нему. Посему решил я на четвертый день пойти к синьорам и раскрыть все, что я знал, опасаясь, что кто-нибудь из тех, кто знал истину, расскажет все как было, и, так как я был осведомлен обо всем, ко мне будет применен этот новый закон. Так я и сделал. После моего разоблачения синьоры со своими коллегами послали подесте распоряжение, чтобы он начал дело против тех, кого я им назвал, а именно против Санти, моего слуги, Франческо далла Чиконья, брата священника Джулиано, и всех других, участвовавших в этом деле, и чтобы они были наказаны в имуществе и телесно, а что до меня, то, если я даже и был в чем-то виновен, я должен быть отпущен и прощен. Вследствие этого распоряжения подеста учинил процесс против указанного Санти, и священника Джулиано, и его брата, и против мессера Лапо да Рикасоли, против Брандо ди Какьяно ди Кьянти и против меня. Все помянутые лица были вызваны на суд, но никто, кроме меня, не явился из страха перед пытками. Я был допрошен и отпущен под залог в 3000 флоринов; после же установленных сроков подеста присудил Санти к уплате 800 флоринов, мессера Лапо, Франческо, священника и Брандо к уплате 500 флоринов каждого и к высылке из Флоренции и ее контадо на три года; я же был освобожден.
118
По закону 1293 г. (так называемые «Установления справедливости»), закрепившему победу флорентийских пополанов над феодальной знатью, перевод в гранды означал лишение гражданских прав.