В лето Господне 1229, в августе, болонцы осадили замок Сан-Чезарио[209] и взяли его на виду у жителей Модены, Пармы и Кремоны, которые были там со своими войсками. Поскольку болонцы укрепились, то находившиеся в противоположном стане не могли к ним подойти. И однако ночью между ними и болонцами произошло величайшее сражение. У болонцев были метательные орудия на телегах (что являлось тогда необычным видом ведения войны), они метали камни в боевую повозку пармцев и в их сторонников. И боевая повозка пармцев лишилась людей, так что на ней остался только один господин Якопо де Бовери; когда свои ему говорили, чтобы он сошел с нее, а то его убьют, он хвастливо отвечал, что охотно примет смерть за честь пармской коммуны. Но сказано в Книге Екклесиаста 7, 17: «Не будь безумен: зачем тебе умирать не в свое время?» Ибо «благоразумно бояться, – говорит Иероним, – того, что может случиться»[210]. Однако там он не погиб. Кремонцы быстро подоспели на помощь пармской повозке[211], поскольку жители Пармы и Кремоны в то время крепко дружили. В самом деле, в другом сражении, у Санта-Мария-ин-Страда, когда кремонцы, возвращавшиеся от реки Рено, первыми столкнулись с болонцами и сразу ими были повержены, помощь им быстро оказали пармцы, также возвращавшиеся от Рено. В этом сражении (я говорю о сражении при Санта-Мария-ин-Страда) не участвовали пешие, а только конные. В сражении у замка Сан-Чезарио погиб господин Бернардо ди Оливьеро де Адам из Пармы, прославленный /f. 222d/ судья и опытный воин. Тело его отнесли и положили в пармском баптистерии, находившемся рядом с его домом, и он лежал там на погребальных носилках до тех пор, пока не собрались его родственники и друзья. Затем его тело положили в гробницу, находившуюся перед входом в церковь святой Агаты, которая является часовней при кафедральной церкви города Пармы и примыкает к ней с южной стороны. Бернардо ди Оливьеро де Адам был близким родственником моего отца. Ведь они были сыновьями двух братьев.
Упомянутый же отец мой Гвидо де Адам был мужем красивым и храбрым; некогда, во времена Балдуина, графа Фландрского, он участвовал в походе за море для защиты Святой Земли. Об этом походе я упоминал выше[212]; это было еще до моего рождения. И от отца моего я слышал, что, в то время как другие ломбардцы, находясь в заморских краях, вопрошали прорицателей о состоянии дел у себя дома, отец мой не пожелал вопрошать их; и когда он возвратился, то нашел в доме своем порядок и спокойствие, а у других было горе, как им и было предсказано прорицателями. Я также слышал от него, что конь его, которого он брал с собой в Святую Землю, превосходил [коней] всех, с кем он общался, красотой и выносливостью. Равно я узнал от отца моего, что, когда закладывали пармский баптистерий, он положил в его основание камни как знак памяти, и когда построили баптистерий, были еще целы дома моих родственников. Но после того как их дома были разрушены, они переехали в Болонью и стали гражданами этого города и назывались они де Кокка.
Далее. В старину члены моей семьи назывались Гренони, как я нашел в старых грамотах, затем были названы де Адам. Были в городе Парме другие, Грелони, которые пишутся через «л»; /f. 223a/ они жили в Кодепонте, на дороге, ведущей в Борго Сан-Доннино; у них перед входом был знаменитый вяз, называвшийся вязом Джованни Грелони. Поэтому когда говорят, что Оливьеро Гренони создал общество Святой Марии Пармской, то это был Оливьеро де Адам, отец вышеупомянутого судьи. Ведь у Адама деи Гренони было два сына, одного из которых звали Оливьеро де Адам, другого – Джованни де Адам. У Оливьеро де Адам родились два сына, а именно: Бернардо ди Оливьеро, упомянутый судья, и Роландо ди Оливьеро. У Бернардо ди Оливьеро родились четыре сына: Леонардо, Эмблавато, Бонифачо и Оливьеро, – и четыре дочери: госпожа Айка, монахиня в монастыре святого Павла, госпожа Рикка, госпожа Романья, сестра [монахиня] в монастыре святой Клары в Болонье, и Мабилия, которая умерла в девичестве. У Роландо ди Оливьеро родились шесть сыновей: Бартоломео, Франческо, Оливьеро, Гвидо, Пино и Роландино, – и две дочери: Мабилия и Альберта. Далее, у Джованни де Адам было два сына: Адамино, который был человеком доблестным, воспитанным и образованным, он умер бездетным, и Гвидо де Адам, у которого было четыре сына; старший из них, брат Гвидо де Адам, провел конец своей жизни в ордене миноритов. У него была жена по имени Аделассия, знатная госпожа, дочь господина Герардо деи Баратти; от нее Гвидо де Адам имел только одну дочь, которую звали сестра Агнесса. Обе, мать и дочь, похвально закончили свою жизнь[213] в пармском монастыре ордена святой Клары. Брат же Гвидо, муж и отец, в миру был судьей, а в ордене /f. 223b/ братьев-миноритов был священником и проповедником. Эти Баратти хвалились тем, что были родственниками графини Матильды[214] и что из их семьи ушли на войну, служа пармской коммуне, сорок рыцарей. Второго сына Гвидо де Адам звали Никколо, и он умер в детском возрасте, согласно реченному: «Пока я еще ткал, Он отрезал меня от основы» (Ис 38, 12)[215]. Третий сын – я, брат Салимбене, достигнув развилки пифагорейской буквы «γ»[216], то есть по завершении трех пятилетий, каковые составляют цикл в пятнадцать лет, вступил в орден братьев-миноритов[217], в котором прожил много лет, будучи священником и проповедником; и я много повидал, жил во многих провинциях[218] и многому научился. В миру некоторые называли меня Балиано де Сагитта – то есть они хотели напомнить о Сидоне – из-за упомянутого господина[219], воспринявшего меня от святой купели. А мои товарищи и домашние называли меня Оньибене[220]. С этим именем я жил в ордене в течение целого года. И когда я шел из Анконской марки на жительство в Тоскану и проходил через Читта-ди-Кастелло, я повстречал в пустыни одного известного брата, старца, «насыщенного днями» (Быт 25, 8) и по заслугам вознагражденного, у которого в миру было четыре сына-рыцаря. Он был последним братом, которого, по его словам, блаженный Франциск и наставил и принял в орден. Услышав, что меня зовут Оньибене, он изумился и молвил мне: «Сын, "никто не благ, как только один Бог" (Лк 18, 19). Отныне пусть имя твое будет брат Салимбене, ибо ты хорошо прыгнул[221], вступив в хороший монастырь». И я возрадовался, понимая, что все разумно устраивалось, и видя, что имя мне дал такой святой муж. Однако имя, которое мне было любезно, я не носил. Ибо я желал, чтобы меня звали Дионисием, не только из-за почитания этого выдающегося наставника, ученика апостола /f. 223c/ Павла, но еще и потому, что я явился на свет в день его памяти [9 октября]. Итак, я видел последнего брата, которого принял в орден святой Франциск; после него Франциск уже никого не принимал и не наставлял. Видел я также и первого, а именно брата Бернарда да Квинтавалле, с которым я прожил одну зиму в сиенском монастыре[222]; он был моим близким другом и рассказывал мне и другим юношам о многочисленных деяниях блаженного Франциска, и от него я узнал и услышал много хорошего.
210
Слова св. Иеронима в его письме № 123 // PL. Т. 22. Epistolae. Col. 1055. Это выражение Иеронима Салимбене приводит 10 раз.
211
См.:
214
Матильда, маркграфиня Тосканская (1046–1115), о которой упоминает Салимбене, была дочерью Беатрисы, сестры короля Генриха И, герцога Баварского, и маркграфа Бонифация III Тосканского. Матильда вышла замуж в 1170 г. за герцога Лотарингского Готтфрида (умер в 1176 г.). Супруги эти владели Луккой, Пармой, Реджо, Мантуей и всем тем, что называлось патримонием св. Петра. В борьбе Империи и папства поддерживала пап. В ее замке Каносса нашел прибежище папа Григорий VII, куда к нему в 1077 г. приходил на покаяние император Генрих IV. После смерти свои владения завещала Церкви. См.:
215
Переведено по Вульгате. Ср. в синод. переводе: «Я должен отрезать подобно ткачу жизнь мою; Он отрежет меня от основы».
216
Символическое обозначение греческой буквой «γ» возраста в 15 лет, когда юноша оказывается на распутье между добродетелями и пороками. Символика этой буквы восходит к пифагорейцам, которые считали, что ее изображение обозначает не только определенный возраст жизни (трехпятилетие = пятнадцатилетию), но и выбор между добром и злом, так называемое «пифагорейское распутье», т. е. развилка жизненного пути.
217
Салимбене вступил в орден 4 февраля 1238 г. Следовательно, ему было шестнадцать лет и 4 месяца, ибо он родился в октябре 1221 г.
221
В лат. оригинале: «bene salisti» от гл. «salire» – «прыгать». Обыгрывается имя Салимбене с этим глаголом.