Выбрать главу

68. Утром, когда был разбит лагерь, епископы и бароны собрались и пришли в мою палатку, и епископ Барселоны, Эн Беренгер де Палу, сказал: "Мой господин, необходимо захоронить тела погибших." И я сказал: "Конечно; когда мы будем их хоронить?" Они сказали: "Сейчас или завтра утром, или после обеда". Я сказал: "Будет лучше к утренним молитвам,[177] когда никого не будет, и сарацины нас не увидят." И бароны сказали, что я говорю правильно. На закате мы собрали широкие и длинные ткани и подняли их в направлении к городу, чтобы похоронные свечи не могли быть замечены. И когда настало время хоронить тела, поднялись плачь, стенания и вопли. И я попросил тишины, чтобы выслушали то, что я собирался сказать, и говорил так: "Бароны, эти два дворянина умерли, служа Богу и мне. Если бы я мог их вернуть, так, чтобы их смерть могла бы быть превращена в жизнь, и Бог даровал бы мне столь великую милость, я бы охотно отдал бы столько своей земли, что те, кто услышал бы об этом, сочли бы меня безумным. Но поскольку Бог привел меня и вас сюда на столь великое служение Ему, давайте не станем горевать или плакать. И хотя ваше горе велико, не станем показывать его. Я приказываю вам своей властью, что имею над вами, чтобы никто не плакал или стенал, поскольку я - ваш повелитель. Тот долг чести и добрая служба, что отдавали они вам, я буду отдавать и впредь. Если кому-то из вас случится потерять лошадь или что бы то ни было, я возмещу эту потерю и обеспечу вас всем необходимым: вы не должны тосковать без ваших повелителей и ощущать их потерю. Я предоставлю вам все, в чем бы вы ни нуждались. Ваша печаль привела бы армию в уныние и это не принесло бы ничего хорошего. Поэтому я приказываю вам, данной мне властью вашего законного повелителя, более не стенать и не плакать. Знаете ли вы, что было бы истинным и надлежащим поминанием по вашим повелителям? Правильно почтить и прославить их смерть и послужить этим нашему Богу, ради которого все мы прибыли сюда, так, чтобы Его имя стало священным навеки." И после той речи люди воздержались от стенаний и похоронили своих повелителей.

69. На следующее утро я держал совет с епископами и баронами армии по поводу разгрузки транспортных судов. Потом я послал за "требушетом" и "мангонелем", и сарацины ясно видели, как мы сгружали древесину с судов в море. И пока мы готовили два "требушета" и два "альгаррадас",[178] капитаны и моряки судов из Марселя, из которых там было четверо или пятеро, пришли ко мне и сказали: "Мой господин, мы пришли сюда послужить Богу и вам. От имени людей из Марселя мы предлагаем сделать вам 'требушет' по нашему собственному способу из корабельных рей и балок, во славу Бога и вашу. Мы построим и установим наши 'требушеты' и, кроме того, один 'фонебол', прежде, чем сарацины смогут подготовить свои." И таким образом число боевых машин и внутри и снаружи города было двадцать; снаружи, в нашем лагере, было два требушета, один "фонебол" и один тюркский "мангонель". Сарацины, однако, сделали два "требушета" и четырнадцать "альгаррадас". Один из их альгаррадас был лучшим, из когда-либо виденных. Он стрелял в лагерь через пять или шесть рядов палаток, но "требушет", который был доставлен от моря, бросал дальше любого, принадлежавшего им. Наши люди стали стрелять по сарацинам в городе, но они защищали свои машины так, как только могли. Эн Хаспер тогда сказал, что он покажет, как сделать манлет, который сможет подойти к самому краю городского рва, несмотря на все машины на стенах, а также несмотря на арбалеты. В соответствии со сказанным, он построил манлет, двигающийся на колесах. Плетень был тройным и имел в основании хорошее крепкое дерево. Манлет был, как я сказал, на колесах и построен возле "требушетов". Он двигался, подталкиваемый шестами, и был закрыт, наподобие дома с плетеной крышей, с хворостом на ней и землей на хворосте, так что если бы камень из "альгаррадас" сарацин ударил в него, то никакого вреда не причинил бы. И граф Ампуриас сделал другой манлет и расположил его возле рва с малым числом саперов в нем, которые работали под землей для того, чтобы выйти к основанию рва. У меня был другой такого же самого вида, сделанный для моих людей. Таким образом, мы начали рыть наши подкопы. И когда три подкопа было закончено, человек Эн Хаспера пошел над землей, а другие под землей, чему армия была очень рада, поскольку они видели, что работа движется хорошо. Поистине, то была армия, подобной которой никогда не видел ни один человек в мире. Столь хорошо исполняли они то, что Фра Михаил, доминиканец, несколько ранее проповедовал им, что это было на самом деле прекрасно. Этот Фра Михаил[179] находился в армии с самого начала; он был преподавателем богословия и спутником Фра Беренгера де Кастельбисбаля. Когда он исповедовал людей и дал им отпущение, в чем он имел власть от епископов, он предложил им принести дерево или камни для машин. Сами рыцари не отказывались от подобной солдатской работы; они собственными руками делали все и носили камни для "фонеболов" перед собой в седлах, когда их слуги носили камни к "требушетам" на рамках, подвешенных на шнурах к их шеям. Когда приказывали стоять в карауле днем или ночью на лошадях, или легким всадникам охранять минеров, или исполнять любую обязанность, требуемую в армии, и если приказывали отправляться на такую службу пятидесяти, шли сто. И чтобы те, кто слушает эту книгу, смогли узнать, сколь труден был ратный подвиг тех, кто прибыл к Мальорке, я скажу только, что никакой пеший воин, моряк или прочий не рисковал лечь в лагере в течение трех недель, исключая меня самого, рыцарей и владетелей, служивших мне. Иные пешие воины и моряки прибывали рано утром со своих судов и возвращались ночью. Провост Таррагоны был одним из них. Весь день они были со мной, а ночью возвращались на свои суда. Мой лагерь всюду вокруг был укреплен крепкими палисадами и канавами. В них было двое ворот, и никто не мог уехать без моего приказа.

вернуться

177

"L'endema mati, al alba." Сразу после полуночи.

вернуться

178

Это различие между trebuchets, almajanachs, fonevols, и algarradas, всеми бросающими машинами, кажется, состоит в основном в их размере и весе камней, которые они бросали. Возможно, было некоторое различие в способе их натяжения и освобождения. Все эти "nevroballistic" машины тринадцатого столетия, как их называли от греческого neuron (шнур) и греческого же ba/llw (я бросаю), могут быть сведены к funevol, или fonevol (fundibulus), которые бросали большие каменные шары; к trebuch и trebuquets, роду катапульт; manganell (по-французски, mangonneau turquesque), предположительно тому же самому, что и almajanec, {арабское слово} арабов. Algarrada, {арабское слово} была "баллистой" маленьких размеров, но все же достаточно мощной, чтобы быть способной стрелять на очень большое расстояние и с большой силой копьями и большими камнями. По поводу "mantelet", называемого также ше-кат (gata), я нахожу, что оно использовалось как синоним musculus, в более поздние времена catus, cat или chat; это был своего рода дом, построенный из больших деревянных балок и закрытый тройной крышей из досок, обычно служившей подкладкой для веток и грязи, чтобы ослабить удар снарядов врага.

вернуться

179

Имя этого доминиканца, кажется, должно быть Фабр; что касается его компаньона, Беренгера де Кастельбисбаля, он стал епископом Жероны и умер в Неаполе в 1254 г.