70. И в то время, когда это происходило,[180] сарацин c острова, прозываемый Инфантилья,[181] собрал всех горцев, полных пять тысяч и среди них сто всадников. Он поднялся на холм, занимавший сильную позицию над истоком родника Мальорки. Он разбил там свои палатки - тридцать или тридцать пять, или все сорок, - послал своих сарацин с лопатами отрезать воды родника от города и отвести их поток так, чтобы мы лишились той воды и не могли ее получить. И когда я увидел, что армия не может этого перенести, и посоветовался по этому поводу, я решил, что один или два капитана должны отправиться туда с сотней всадников, сразиться с сарацинами и вернуть воду. Тогда я обратился к Дону Нуньо и поставил его во главе сил. Он подготовился и выступил, имея под своим началом собственных людей и тех, кого я дал ему, полных сто рыцарей. Сарацины пытались защитить холм, но наши люди пошли против них и разбили их. Их вождь, Инфантилья, был настигнут и убит: более пятисот сарацин были убиты, другие бежали к горам. Наши люди захватили их палатки, разрушили вражеский лагерь и принесли голову Инфантильи мне. Я сделал так, чтобы ее вложили в петлю "альмаханеча" и забросили в город.[182] Вода вернулась к лагерю, и той ночью армия радовалась сильному удару, какой мы нанесли врагу.
71. И после того сарацин острова по имени Беанабет[183] послал мне сообщение с другим сарацином, доставившим его письмо, что он был бы рад прибыть ко мне и передать один из двенадцати округов, на которые разделен остров, предоставил бы так много припасов для армии, сколько они сами имели в этой стране; и что он уверен, если я буду с ним добр, он мог бы заставить и другие округа склониться ко мне. Я показал письмо командирам армии, и они все сказали, что для нас было бы хорошо согласиться. Тогда сарацин сказал мне направить нескольких рыцарей к безопасному месту, которое он назвал, в лиге от лагеря, и что сам он придет туда, доверяя мне, и заключит соглашение, чтобы служить нам искренне и без обмана, чтобы я мог увидеть хорошую службу, которую он нам сослужит. В соответствии с этим я послал двадцать рыцарей, которые нашли сарацина в том месте. Он пришел со своим подарком - двадцатью животными, нагруженными ячменем, козлятами, домашней птицей и вином; вино было привезено в баллонах, которые не были ни повреждены, ни разбиты. Этот подарок ангела был разделен между баронами армии. Я называю его ангелом, поскольку, хотя он и сарацин, я не сомневаюсь, что нам послал его Бог; и он встретил нас в столь хорошем месте, что в таких обстоятельствах мы уподобили его ангелу. Он попросил у меня одно из моих знамен, чтобы, если его посыльные прибудут в лагерь, мои люди не смогли бы причинить им вреда, и я с радостью дал ему одно. И затем он послал мне сообщения, чтобы сказать, что два или три других округа острова желали сделать то же, что сделал он сам, и не проходило недели, чтобы этот сарацин не посылал припасов ячменя, муки, домашней птицы, козлят и вина, пополнить запасы армии и помочь ей. Так что через пятнадцать дней все районы Мальорки, принадлежавшие городу, вплоть до территорий, расположенных против границы Менорки, служили мне и выказывали повиновение. Я полностью доверял тому сарацину, поскольку нашел все, сказанное им, правдой. После этого он снова прибыл ко мне и просил у меня христианского управляющего (байля), который держал бы те округа для меня; и по его совету я поставил двух управляющих (байлей) вести дела округов, которые он передал в мою власть. Первым был Эн Беренгер Дюрфорт из Барселоны, а другим - Эн Хачес Санс, оба господина из нашего двора и люди, знающие, чего они стоят.
вернуться
"En tant nos estan axi torna nostre frau e un sarraz." Я не могу догадаться, что означают три слова, написанные курсивом. У Марсилио (гл. 25): "Leva's un fil del diable per nom ifantilla", тогда как Дескло (43. 383) говорит: "En aquesta saho exi de la ciutat un sarrahi molt valent qui havia nom En Fatilla."
вернуться
Мне следует сказать, что Infantilla - опечатка от infantillo, уменьшительное от "infante", то есть сына, брата или племянника короля согласно испанским обычаям, поскольку в течение четырнадцатого столетия таким наименованием или титулом определялись младшие члены королевского семейства. Но, несмотря на это, я склонен думать, как Romey в его Histoire d'Espagne, том 6, стр. 406, что Infantilla - всего лишь испорченное Fatillah (см. Desclot, p. 43), к каковому имени добавлялась приставка En. Догадка кажется мне тем более вероятной, что {арабская фраза}, Fatih-billah, или "завоеватель милостью Бога", является арабским титулом, принятым несколькими мусульманскими воинами тринадцатого и четырнадцатого столетий.
вернуться
Дескло, писавший спустя шестьдесят или семьдесят лет после этих событий, говорит (Hist. de Calaluna, f. 43), что весь отряд Инфантильи был уничтожен, и что король Хайме собрал все их головы, числом четыреста двенадцать, и забросил при помощи машин в город; что мавры, сомневаясь, был ли Инфантилья действительно одним из них, послали отряд из сорока человек узнать какие-либо новости, которые в свою очередь все были убиты, за исключением трех вернувшихся, чье сообщение очень смутило находившихся в городе. Эти дополнения, сделанные в период, отстоящий недалеко от того времени, кажется, подтверждают более раннюю дату более простого и правдоподобного рассказа. В подтверждение этого замечания, можно привести другой случай от самого Дескло (f. 40.) "Мавры, видя, что их 'требушеты' разломаны на куски, а стены разрушены во многих местах, не находя других средств, изобрели одно из своих обычных злодейств, которое, как они думали, воспрепятствует нападению. Следующей ночью они привязали всех христианских заключенных, которые были у них в городе, раздев их, на кресты на той части стен, которую христиане разбивали своими 'требушетами'. Когда настало утро, и христиане с большим удивлением и гневом увидели столь печальное зрелище, они пошли в ров, чтобы услышать то, что те христиане, может быть, захотят сказать; так и было, и они настоятельно упрашивали армию продолжать разбивать и обрушивать стену, не обращая внимания на вред, который это могло бы принести им; в то время как они, полагаясь на Бога, вынесут с великим терпением это мучение и смерть, зная, что город будет трудно победить, если не взять его с этой стороны; и это было бы не правильно, не взять его из-за них. Король Арагона пожелал посоветоваться со своими баронами относительно того, что следует сделать в этом случае; все согласились, что обстрел на той стороне не должен ослабляться; поскольку, если бы те христиане умерли по столь доброй причине, Бог принял бы их души, наградив их за их мучение; тогда как мавры за такую жестокость не остались бы без наказания для души и тела. С таким решением обстрел был возобновлен, а выстрелы направлялись туда, где были привязаны христиане; но хотя камни 'требушетов', попадали так близко к ним, что иногда задевали их тела, снимая их волосы с самых их глав, все же справедливый Бог препятствовал их удару в любого из них так, что никто не был убит или покалечен. Когда приблизилась ночь, мавры, видя, что их изобретение не возымело никакой пользы, забрали заключенных со стен, возвратив их в их темницы."
Среди дополнений Дескло, не без некоторых приукрашиваний, к истории этой осады, повторяется упоминание сооруженного плетня (hourdes) или деревянных галерей, за информацию о которых сегодня мы обязаны М. Viollet-le-Duc, Essai sur l'architecture militaire au moyen age, который (f. 45) говорит о внутренней оборонительной линии, построенной маврами из камня и извести, "со многими башенками из дерева, и нишами для укрытия лучников" (ballesteras), и (f. 49) об отвесных стенах, "со всеми подмостками и башенками из дерева."
вернуться
У Марсилио - Бенахабет (глава. xxvii. {арабская фраза}?).