82. На следующий день лейтенанты (байли), которых я направил в округ Мальорки, Эн Хакес и Эн Беренгер Дюрфорт, вернулись, ибо они не осмеливались дольше оставаться там из страха перед сарацинами. Когда люди увидели, что они прибыли, они сказали друг другу: "План, о котором мы сейчас договорились, несомненно лучше чем тот, что был прежде." Тогда я установил три поста; первый для механизмов и направлений атаки; другой напротив ворот Барболек[195] вблизи замка, порученный ордену Храма; третий против ворот Портупи. Каждая охрана или пост должна была состоять из сотни всадников, облаченных в броню. Это было в день между Рождеством и Новым Годом, и погода была столь холодна, что, когда люди вышли из лагеря и удалились на лигу или две, из-за холода они немедленно возвратились к своим палаткам и баракам и принуждены были выслать разведчиков для наблюдения за подступами к лагерю. И в одну из ночей случилось так, что я отправил людей, чтобы выяснить, на своих ли постах стражи, которых я поставил; мне сообщили, что их не было. В результате чего я вышел из себя, отругал их за их гибельный проступок и расставил новых стражей, выбранных из спутников баронов и из моего собственного двора. Так продолжалось в течение пяти последующих дней, в которые я не спал ни днем, ни ночью; когда в подкопах и на подступах, ведущих к городу, в чем-либо возникала потребность, они посылали за этим ко мне, а также за советом по поводу того, что должно быть сделано, ибо никто не делал ничего, даже самого пустяка, не посоветовавшись с мной.[196] Кроме того, от торговцев в лагере, с условием возместить их, когда город будет взят, я получил шестьдесят тысяч "ливров", чтобы на них поставить вещи, необходимые для армии и для меня; поскольку я полагал, что захват города уже близок. Поэтому я бодрствовал в течение трех дней и трех ночей; ибо, когда я думал, что мог бы поспать, прибывали сообщения от тех, кто нуждался в указаниях, и даже когда я хотел спать, я не мог, но продолжал бодрствовать и, когда кто-либо приближался к палатке, я слышал его приближение.
83. Наступила ночь перед последним днем года, и всему лагерю было приказано на рассвете прослушать мессу, принять Причастие и вооружиться для сражения. И в первый час той ночи Лоп Хеменис да Лусия пришел к моей постели, вызвал меня и сказал: "Мой господин, я прибыл из подкопов; я приказал двум из моих владетелей войти в город, и они вошли в него; они увидели множество мертвецов, лежащих на улицах, и обнаружили, что на страже между пятой и шестой башнями нет ни одного сарацина. Я предлагаю вам приказать лагерю вооружиться, поскольку, по моему мнению, город легко взять; нет никого, чтобы защитить его; тысяча и больше наших людей могут вступить прежде, чем какой-либо сарацин узнает об этом". Я сказал: "Ах, мой старый друг,[197] как можете вы давать мне такой совет, как войти в город ночью, к тому же темной ночью! Даже при свете дня вооруженные люди часто не стыдятся поступать дурно; неужели вы хотите отправить их туда ночью, когда люди не смогут узнать друг друга? Ибо, если солдаты войдут в город и будут из него изгнаны, после того мы никогда не возьмем Мальорку". Дон Лоп увидел, что я говорю истину, и признал это.
84. На рассвете людям был отдан приказ прослушать мессу и принять Причастие. Сам совершив то же самое, я велел всем вооружиться и каждому взять оружие, каковое он должен был иметь с собой. И все мы вышли к городу, в пространство между нами и врагом. К тому времени рассвело; я пошел к пехоте, расположившейся перед рыцарями, и сказали им: " Хо, мои мужи, сражайтесь во имя нашей Божьей Матери!" Но даже тогда никто не пошевелился, также как и рыцари, которые слышали все, как и пехота. Когда я увидел, что люди не двигаются, большое беспокойство охватило меня, ибо они не повиновались моему приказу. Я обратился к Божьей Матери и сказал: "Ло, Мать нашего Господа Бога, я прибыл сюда, чтобы прославить здесь Жертву твоего Сына; попроси его, чтобы мы не покрыли себя позором, я и те, кто служит мне во имя твое и твоего дорогого Сына". Вновь я обратился к ним, сказав: "Мои мужи, поднимайтесь во имя Бога; почему вы медлите?" Я произнес это трижды, и после того мои люди медленно двинулись вперед. Когда все пришли в движение, рыцари и тяжеловооруженные всадники приблизились к бреши в стене, а затем вся армия в один голос стала восклицать: "Святая Мария! Святая Мария!" Эти слова не прекращали звучать, и однажды произнесенные, они продолжали повторяться; они произносили слова все громче, и поднялся крик, и они взывали к ней раз тридцать и более. Когда в брешь вступили всадники, крик прекратился, и ко времени, когда проход был расчищен для всадников, в городе было уже пять сотен пехоты.[198] Король и все силы сарацин столь яростно атаковали пехоту, которая вошла в город, что, когда внутрь прорвались тяжеловооруженные всадники, все были убиты. И как рассказывали нам потом сарацины, они увидели, что первым врывается рыцарь верхом и в белых доспехах. Я верю в то, что, должно быть, это был Святой Георгий, поскольку я знаю из истории, что его часто видели во многих других сражениях христиан и сарацин. Из рыцарей, кто первый вступил внутрь, был Хоан Мартинес Деслаба, из моего двора; после него Эн Беренгер де Гурп; а после него рыцарь, бывший с Сиром Гильомом, прозвище которого было Сойро,[199] данное ему в шутку. После этих трех, вошел Дон Ферран Перис де Пина, но кто вошел после него, я не помню. Каждый вошел, когда и где мог, и, кроме них, в войске было сто или больше мужей, кто способен был войти среди первых, и, несомненно, сделал бы это.
196
"Si que valent de xii diners nuyl horn no volia fer en la ost si a nos non demanassen."
198
"E quan los caualls armats comenзaren dentrar cessa la uou: e quan fo feyt lo pas on deuien entrar los caualls armats, hauia ja be lains D. homens de peu."
199
В издании 1557 г.: "E apres ell en Berenguer de Gurb e prop en Berenguer de Gurb un cavalier que anaba ab sire Guillen qui hauia nom