88. Следующим утром я изучил положение вещей, чтобы привести дела в порядок. Ло! наш Господь предоставил нам столько, что всякий человек в армии приобрел так много добычи, что ни у кого не было необходимости ссориться со своим соседом; каждый думал, что он обеспечен более, чем его товарищ. Дон Ладро, дворянин из моей дружины, тогда пригласил меня, сказав, что один из его людей рассказал ему о хорошем доме со всякими удобствами; он приготовил немного хорошей говядины, и я мог бы разместиться там, если предпочту его. Я сказал ему, что весьма ему благодарен, и что направлюсь туда. Когда наступил день, все люди моего двора ушли, и никто не возвращался в течение восьми дней; каждый расположился в городе в том месте, которое выбрал, и был столь этим доволен, что не хотел возвращаться.
89. После взятия города, епископы и бароны встретились и сказали, что хотят поговорить со мной. Они предложили, чтобы была устроена продажа с торгов всех захваченных мавров, добра и всего прочего. Я сказал, что против этого, потому что торги продлятся долгое время, и что, пока от сарацин исходит опасность, было бы лучше завоевать страну холмов, а затем спокойно делить добычу. Они спросили меня, как я намереваюсь делить добычу? "По группам или отрядам",[209] (сказал я); "сарацины и вся их собственность будут разделены так, чтобы армия была довольна." Это вполне могло быть сделано за восемь дней; после чего мы могли двинуться против внешних сарацин и победить их, и захватить их добро, пока им на выручку не прибыли галеры; это было бы наилучшим из того, что можно было сделать. Но Эн Нуньо, Эн Беренгер де Санта Эухения, епископ Барселоны и ризничий [Таррагоны] более всего желали продажи с торгов; они вместе действовали так, что заставили всех прочих принять их мнение, ибо они были хитрее, чем остальная часть армии, которая не видела их замыслов. Я сказал им: "Посмотрите; торги, о которых вы говорите, будут не торгами, но мошенничеством,[210] а кроме того, грубой ошибкой; я опасаюсь, что это задержит нас настолько, что сарацины укрепятся, и после этого мы не сможем победить их так легко, как могли бы теперь; если мы дадим им время оправиться, Бог знает, что может случиться." Но бароны упорствовали и настаивали на своем плане, говоря, что так будет лучше. Я уступил и сказал: "Как пожелает Бог! но вы в этом раскаетесь."
90. Торги были открыты; они начались на Масленицу и продолжались до Пасхи. И в то время, пока продолжались торги, рыцари и простые люди ожидали, что каждый получит свою долю; каждый человек приобрел что-нибудь, но не хотел платить за это. Тогда рыцари присоединились к простым людям, и всюду в городе говорили: "Это неправильно, это неправильно!" Тогда они пришли в движение и кричали в один голос: "Давайте разграбим дом Хиля Далаго". Они пошли и разграбили его. Когда я прибыл на место, вред был уже причинен; я ничем не мог помочь. Я сказал им: "Кто приказал вам грабить чей бы то ни было дом, там, где нахожусь я, прежде не выдвинув против него жалобы?" Они отвечали: "Мой господин, каждый из нас заслуживает свою долю награды; другие ее получили, мы - нет; мы здесь умираем от голода, и наши люди желали бы возвратиться домой; такова причина нашего поступка." Я сказал им: "Добрые люди, вы поступили неправильно и будете жалеть об этом; не повторяйте этого, поскольку мы этого не позволяем. Будет намного хуже, если я призову вас к суду за ваш проступок; вы переносите бедствие, и я оплакиваю зло, которое обрушилось на вас."
91. Два дня спустя они опять взбунтовались и подняли крик: "К провосту Таррагоны, и давайте разграбим его дом!" Люди пошли туда и разорили тот дом, как они разорили дом Хиля Далаго, и забрали все добро, что там у него было, ничего не оставив, кроме двух лошадей, на которых он ездил и которым случилось быть на наших квартирах. Тогда дворяне и епископы явились к нам; и я сказал им: "Бароны, это нельзя терпеть; я мог бы оставаться наблюдателем, пока ни один из вас не останется в живых или пока не будет разграблено все, что вы имеете. Но я дам вам совет; будем в готовности, и когда в следующий раз они возьмутся за свой грабеж, вооружимся сами и вооружим наших коней и нападем на преступников на площади, где нет каких бы то ни было баррикад или сетей, и повесим двадцать из них, кого мы посчитаем такого рода разорителями. Если мы не преуспеем в этом захвате, возьмем первых, кого найдем на улицах, и повесим их в качестве предупреждения для прочих. Если мы этого не сделаем, у нас у всех будут большие неприятности. Давайте перевезем нашу долю добычи из Альмудаины в Башню, там же разместим наших сторонников и укрепимся." Потом я обратился к людям города, и сказал им: "Добрые люди, вы занимаетесь тем, что уже было сделано, то есть разоряете дома, и в особенности тех, кто не сделал вам никакого вреда, ни большого, ни малого; я бы хотел, чтобы вы знали, что впредь этого не потерплю; сначала я повешу на улицах стольких из вас, что город будет вонять от них. Я, а также бароны, кто находится здесь, хотим, чтобы вы получили вашу долю, как добром, так и землей." Когда они услышали такие добрые слова, что я произнес, к ним вернулся разум, и они прекратили разбой, который начали; но то, что я сделал, не придало храбрости епископам и провосту, так что они не смели оставлять Альмудаину весь тот день, пока люди не были умиротворены; и я сказал им, что я произведу расчет и дам им их долю. Ночью, когда люди утихли, они ушли каждый в свой дом.
210
Своего рода игра слов; "aquest