Ники".
Какой-то старичок вышел из-за дома и спокойно шел по улице, видимо не понимая, что происходит. Воронцов приказал ефрейтору Слескаухову: - Стреляй в этого. Ефрейтор пальнул три раза и третьим выстрелом сшиб фонарь. Воронцов выхватил у него винтовку и стал стрелять по жавшимся к дверям и воротам людям. Первым же выстрелом он ранил хорошо одетую девушку. Она села, схватившись за колено и заплакала. Появившийся откуда-то пожилой генерал подошел к Воронцову и приказал оказать раненой помощь. Он помог ей сесть в автомобиль, посадил с ней двух солдат, и они уехали в городскую больницу. Воронцов усмехнулся вслед сердобольному генералу, закурил и с папиросой в зубах стал стрелять. Стрелял он метко. Трое были убиты, раненый мужчина ползал по грязной мостовой, оставляя за собой расплывающуюся полосу крови. - Кирпичников, - позвал Воронцов. - Позвоника, братец, в скорую помощь, пусть уберут. Показался какой-то безоружный солдат - видно шел из увольнения, а может раненый на фронте и бывший сейчас в отпуску на долечивании. Воронцов его застрелил. Приехала карета скорой помощи, забрала убитых и раненых. Воронцов опять стал стрелять, приговаривая: - Какие умные, питаете доверие к врачам, знаете, что вас вылечат. Он убил еще четырех человек и пошел в гостиницу выпить. За него остался прапорщик Ткачура. Появился батальонный командир полковник Висковский и приказал никого не пропускать на Знаменскую площадь. Ткачура смотрел оловянными глазами на людей, шедших с Николаевского вокзала и твердил: - Никого не пропускать. Кирпичников предложил ему пойти в гостиницу: - Я здесь побуду за вас, покажу им как бунтовать. Когда прапорщик вошел в гостиницу. Кирпичников махнул рукой: - Идите, кому куда нужно, только побыстрей.
Донесение охранного отделения: В 4 1/2 часа дня Невский просп. на всем его протяжении был очищен от толпы, причем на Знаменской площади чинами полиции подобрано около 40 убитых и столько же раненых. Одновременно на углу Итальянской и Садовой улиц обнаружен труп убитого прапорщика лейб-гвардии Павловского полка с обнаженной шашкой в руке. В 5 часов дня на углу 1 Рождественской улицы и Суворовского проспекта произведенным войсками по собравшейся толпе залпом 10 человек было убито и несколько ранено. Во время беспорядков наблюдалось как общее явление крайне вызывающее отношение буйствовавших скопищ к воинским нарядам, в которые толпа в ответ на предложение разойтись бросала каменьями и комьями сколотого с улиц снега. При предварительной стрельбе войсками вверх толпа не только не рассеивалась, но подобные залпы встречала смехом. Лишь по применении стрельбы боевыми патронами в гущу толпы оказывалось возможным рассеивать скопища, участники коих, однако, в большинстве прятались во дворы ближайших домов и по прекращении стрельбы, вновь выходили на улицу.
Полицейское донесение: "Слушательницы высших женских учебных заведений проникали в места, где были десятки раненых, оказывали им помощь и вели себя по отношению к чинам полиции, стремившимся их оттуда удалить, в высшей степени дерзко".
Через полчаса пришли Воронцов и Ткачура. - Ну как, стрелял без меня? - спросил Воронцов. - Прикладами, вашскородие. - Молодец, Кирпичников! По Старо-Невскому проспекту пришли волынцы из другой учебной команды, попросили командира взамен выбывшего по ранению. Воронцов приказал Кирпичникову: - Принимай команду, иди и стреляй. Кирпичников отвел волынцев подальше и сказал: - Мало нас секут розгами и бьют. Думайте больше! - бросил их и вернулся назад. Воронцову доложил, что встретил офицера и передал ему команду, потом подошел к взводным Маркову и Козлову: - Что делается? Стыд и грех! Унтера помолчали, потом предложили: - Когда вернемся в казарму, обдумаем. В полночь прибежал вестовой от Лашкевича с приказом снять дозоры и построиться во дворах домов, но самим в казарму не идти.
Решение Государственной Думы: "Совет старейшин, собравшись в экстренном заседании и ознакомившись с указом о роспуске, постановил: Государственной Думе не расходиться. Всем депутатам оставаться на своих местах".
На смену волынцам пришел гвардейский саперный батальон. На улицах было тихо и пустынно, только казачьи разъезды маячили двухголовыми тенями. Кирпичников обратился к подошедшему Лашкевичу: - Позвольте идти! Лашкевича словно кольнули шилом, он закричал: - Ты еще не снял роту?! Ты... твою мать, весь день прятался от меня! - Подбежал к строю и начал последними словами крыть команду. Придя в себя после освежительной вспышки, он сказал: - Плохо, нет самостоятельности. Вы проходили только теорию стрельбы, теперь у вас есть некоторая практика. На войне то же самое. Главное - самостоятельность и настойчивость... Все-таки спасибо. - Р-рады стараться! Лашкевич приказал: - На плечо, повзводно в казармы шагом марш. Кирпичников остался с начальником. Пришли пьяные Воронцов и Ткачура и попросили штабс-капитана, чтобы он разрешил им самим отобрать патроны у солдат. Лашкевич отказал, напомнив, что патроны отбирают взводные, потом поблагодарил офицеров за службу. Кирпичников и Лашкевич пошли в казармы. Зашли в канцелярию. Штабс-капитан снял шинель, устало опустился в кресло: - Завтра команда пойдет в восемь часов. Будить в шесть. Я приду в семь. Людям скорей ложиться спать. - Сегодня не обедали, ваше высокоблагородие, не ужинали, чаю не дали. - Ничего-ничего, теперь не такое время, чтоб чаи распивать. Приказав всем ложиться спать, Кирпичников остался наедине с младшим унтер-офицером Марковым, посмотрел ему в глаза и спросил: - Согласен завтра не идти? - Согласен, - спокойно и твердо сказал Марков, как о чем-то давно им решенном. - Собери всех взводных. Кирпичников приказал дневальному в случае появления дежурного офицера немедленно доложить ему. Пришли взводные. - Что будем делать? Отцы, матери, сестры, братья, невесты просят хлеба. Мы их будем бить? Вы видели кровь, которая лилась сегодня по улицам? Я предлагаю завтра не идти. Я лично - не хочу. Лучше умереть с честью, чем стрелять в своих! - Мы от тебя не отстанем. Будем все заедино. - Ну, если так... Не выдавать друг друга и живыми в руки им не даваться. Смерть только сейчас страшна, а убьют - ничего не будет. Позвали отделенных. Те прибежали кто в чем. - Мы, взводные командиры, решили завтра не идти стрелять. Вы, наши помощники, как решаете? - Согласны. Только твою команду и будем исполнять. - Решено. Завтра не идем. Исполнять мою команду и смотреть, что я буду делать. Дневальному наблюдать за пулеметами и пулеметчиками. Из учебной команды никого не выпускать. Встаем не в шесть по приказу, а в пять, собираемся повзводно, объясняем людям, что мы присягали бить только врага, а не наших родных. Разошлись по местам. Кирпичников позвал инструктора команды младшего унтер-офицера Дреичева: - Иди завтра к батальонному инструктору, бери у него патроны, будто бы по приказу штабс-капитана Лашкевича. Бери сколько сможешь. Койки Маркова и Кирпичникова стояли рядом, и они обсуждали, что может завтра произойти. - Если никто не присоединится, займем казарму, один пулемет поставим на лестнице, второй - против оружейной мастерской, тогда им нас без артиллерии не взять. - Ежели к нам не присоединятся, нас повесят тут же. - Лучше помереть за свободу... Пусть люди помнят учебную команду Волынского полка... Как видно, нет в России тех людей, которые восстали бы против буржуазии и царя. А вдруг, даст бог, присоединятся к нам части! Может, все надеются на начало, а зачинщиков нет? Они лежали одетые. Марков взял свою винтовку, положил рядом с собой, поцеловал и усмехнулся: - Вот моя милая, верная жена.
Председатель Государственной Думы Родзянко - генералу Алексееву, 21 час 53 минуты: "Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их - недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику, но главным образом полное недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения. На этой почве, несомненно, разовьются события, сдержать которые можно временно, ценою пролития крови мирных граждан, но которых при повторении сдержать будет невозможно. Движение может переброситься на железные дороги, и жизнь страны замрет в самую тяжелую минуту. Заводы, работающие на оборону, в Петрограде останавливаются за недостатком топлива и сырого материала, рабочие остаются без дела, и голодная безработная толпа вступает на путь анархии стихийной и неудержимой. Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве. На юге из 63 доменных печей работают только 28. На Урале из 92 доменных печей остановились 44, и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства снарядов. Население, опасаясь неумелых распоряжений властей, не везет зерновых продуктов на рынок, останавливая этим мельницы, и угроза недостатка муки встает во весь рост перед армией и населением. Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно бессильна восстановить нарушенный порядок. России грозят унижения и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю необходимым и единственным выходом из создавшегося положения безотлагательное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения. За таким правительством пойдет вся Россия, воодушевившись вновь в себя и в своих руководителей. В этот небывалый по ужасающим последствиям и страшный час иного выхода на светлый путь нет, и я ходатайствую перед вашим высокопревосходительством поддержать это мое глубокое убеждение перед его величеством, дабы предотвратить возможную катастрофу. Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно. В ваших руках, ваше высокопревосходительство, судьба славы и победы России. Не может быть таковой, если не будет принято безотлагательно указанное мною решение. Помогите вашим представительством спасти Россию от катастрофы. Молю вас о том от всей души.