Здесь печатаются у Брокгаузена два тома Мартенса (молодого) актов дипломатических: Causes celebres du droit des gens, redigees par le Baron Charles de Martens. Я видел их в листах в типографии Брокгаузена и нашел то, что ожидал, то есть редкое и любопытное собрание актов дипломатических дяди его Мартенса, бывшего профессора в Геттингене и раштадского негоциатора. {7} В этой книге будет много замечательного и относительно до России, например: акты о Матвееве в Лондоне. {8}
Переписка Гете с Шиллером, объявленная в Лейпцигском каталоге, {9} еще не вышла, а переписка германского Платона, Якоби (в двух частях), с первыми литераторами и философами Германии слишком толста для посылки. Выберу из нее письмо для журнала: много прелестных. Вся жизнь, нравственная и умственная, немцев отражается в сих двух томах. {10}
Я познакомился с Линднером. Это истинный мудрец в христианстве, человек глубокого ума и глубоких сведений, с простотою евангельскою, не скрывает света, но действует, им озаряемый, как педагог и профессор. Зато некоторые из здешних книжников ему и недоброжелательствуют: его лишили кафедры в гимназии. Улыбка его значительная, и вся физиогномия выражает добродушие с глубокомыслием и тонкою проницательностию. Ясность в идеях и в выражении оных необыкновенная: оттого и дети его любят и понимают и профессоры (разумеется, беспристрастные) находят глубокомысленным. Это человек по моему сердцу: скромен, но говорит охотно и свободно.
N. N. {11}
Скоро будет новый прием в Академию: графа Сегюра, историка французской войны в России и Петра Великого. {1} Теперь еще вакансия (она уже была замещена, как видим из газет, Понжервилем, переводчиком Лукреция; переводчик, желая не одному черту свечку ставить, нашел в Лукреции догматы бессмертия души). {2} Кандидаты академического бессмертия по обыкновению разъезжают с визитами по 39 бессмертным, в надежде избрания. Журнал "Фигаро" предлагает нынешним тринадцати кандидатам нанять для сих разъездов один омнибус, по шести су на каждого бессмертного.
Шатобриан скоро выдаст первые томы своей Французской истории. {3} Он говорил одному из наших литераторов в Париже: _Начну крещением Кловиса и окончу кровавым крещением Людовика XVI_.
Сын бывшего подольского губернатора, а ныне пер Франции, граф Сен-При пишет Историю Петра Великого. Он известен по сию пору только переводом некоторых творений русского театра {4} и собственною трагедией, которую только еще здесь слушают на вечеринках, а не читают, и статьею об Испании, в "Revue francaise" напечатанною, где много оригинальных и новых замечаний о сей старой монархии. {5}
VII. ПИСЬМО ИЗ ПАРИЖА
2 генваря 1832.
Холера сюда не приближается: она все еще на севере Англии; в Сундерланде совершенно прекратилась; но в Нюкастле свирепствует с большею силою, нежели в Сундерланде. По последним известиям в один день было 45 новых больных. Холера оказалась еще в двух (всего 4) местах, около Нюкастля. Здесь о ней не думают, и это весьма благоразумно, ибо беззаботливость о холере есть лучшее средство предосторожности. Если б то же действие беззаботливость или равнодушие имели на политические болезни Франции, то результат долженствовал бы быть выгодный; ибо, как мне кажется и казалось с самого приезда сюда, французы весьма мало заботятся о политических делах. - Журналы делают свое ремесло, наполняя свои колонны всякою всячиною, правдою и ложью, и журналисты должны часто сами знать, что возвещают ложь, - но где же взять правды? А журнал между тем должен выйти, и журналист должен обедать: английские журналы живут не артиклями, а объявленьями, advertisements, кои одни только приносят им барыш, - и потому, во время засухи новостей, они могут воздержаться печатать всякий вздор. Здесь политические писачки только выезжают на собственных своих _leading articles_ и на новостях, - и чем более уродливости, невероятности, extravagance, тем более это привлекает читателя. Таков человек! Доверенность его всегда растет вместе с невероятностью. Если министр Лудвига XIV говорил королю: "Toutes les fois qu'il plait a Votre Majeste de creer un office, Dieu cree un sot pour l'acheter",- то теперь можно сказать журналистам, что каждая ложь порождает сотни легковерных, глотающих все с охотою.
Я слышал, что на публичных лекциях Cuvier всегда присутствует жена и дочь - вероятно, m-lle Duvancelle. Но Кювье, говорят, простудился и не мог читать в последний раз лекции. - На днях было до 6 градусов морозу. Сего дня теплее, и я ездил в кабриолете в Bois de Boulogne. Наступление нового года заметно для меня только тем, что надобно давать на водку, где живу, завтракаю и обедаю.
1 генваря. Вчера слышал за обедом похвалы оперы, которую вчера же давали на Итальянском театре, я пошел смотреть ее, и нашел то, чего желал, т. е. глупую итальянскую оперу с буфонством. Я всегда был охотник до всякого рода шутов и буфонов, и Lablache вчера меня позабавил в роли капельмейстера в "La prova d'una opera seria". Но это привело меня поздно в постель - отчего я поздно встал и едва, до прогулки в кабриолете, имел время прочесть длинный артикль Кормененя о liste civile, в котором он доказывает, что le Roi citoyen требует une liste civile, вдвое превосходящую короля английского, Наполеонову в 1815, и равную почти a celle de Charles X. В денежных делах с французами шутить опасно; и liste civile может сделать более недоброжелателей Филиппу, нежели различные политические системы. Сего дня за обедом мой сосед растолковал мне многое о государственном долге французском и о caisse d'amortissement, чего я прежде не знал. По сему я вижу, что с этой стороны французские финансы не в таком дурном положении, как я полагал по отчетам. Народ, конечно, платит более 250 м‹иллионов› как проценты государственного долга; но казна платит действительно процентов гораздо менее, именно, как говорил мой сосед, только 150 м‹иллионов›; остальной капитал, представляемый 40 м‹иллионами› процентов и 40 м‹иллионами› для amortissement был уже выкуплен системою печатания; так что, в случае нужды, правительство может, без новых налогов, выпустить опять в обращение капитал, представляемый 40 м‹иллионами› выкупленных процентов. Замечательно, что это был первый серьезный разговор, который я имел с французом, и не знаю как это случилось, ибо доселе он толковал только об опере. Не знаю, кто этот француз; но, кажется, он не только практически понимает финансы. Он соглашается, что французы вообще не понимают в финансах ничего.
VIII. ПИСЬМО ИЗ ФЛОРЕНЦИИ В СИМБИРСК
1
Взамен твоего я отдам и тебе отчет в моем трехнедельном странствии от Женевы до Флоренции. В Лозанну приехал я на пароходе, успел заглянуть только в книжные лавки и не побывал даже у домика в винограднике, где жил Сережа, и куда обыкновенно захаживал, бывавши в Лозанне. В 4 часа пополудни выехал из Лозанны в Берн: как ни грустно было у кладбища, на горе, на том самом месте, где недавно прощался я с Жуковским, но счастие брата меня успокоивало. Я никогда не путешествовал с таким легким духом: мысль о брате, некогда столь тяжкая, превратилась в радостную спутницу. С горы еще раз взглянул я на Леман, на желто-зеленые рощи и на снежные горы, его облегающие. Прелести осени были во всем блеске. Я остановился пить чай в городке Mouton, обошел его при лунном сиянии: старина швейцарская с римскими древностями. Ночевал в Паерне (по-немецки Peterlingen), где родился наш Жомини, живущий теперь в Лозанне, в кругу своего семейства.
В Паерне луна осветила мне несколько остатков от развалин римских и бенедиктанского аббатства, здесь некогда процветавшего. На другой день, 25 октября, я при рассвете проехал Морат или Муртен, где 1500 бернцов разбили грозные ополчения Карла Дерзкого (60 000). {1} Над костями погибших в битве было здание (ossuaire de Morat), но французы в 1798 году разрушили его. Туман мешал мне видеть Моратское озеро. К обеду приехал я в Берн, отыскал секретаря нашей миссии; Северин был тогда в Вене с русскими. Здесь пробыл я три дня; осмотрел город и некоторые окрестности: все ожило в воспоминании. В воскресенье был в русской церкви, где видел великую княгиню, бывшую супругу цесаревича. Зашел к австрийскому послу Бомбелю, который снабдил меня открытым листом для таможни Миланской, служившим мне почти во всю дорогу, даже и в Италии до самой границы Тосканской. К сожалению, я не мог видеть жены Бомбеля, знаменитой Иды, прославленной Бонштетеном и матерью ее м-me Brim, которая недавно публиковала новую книгу о Риме. Прусский поверенный в делах пригласил меня на дачу обедать, и я провел у него с бернцами и с частию дипломатического корпуса весь вечер, нагулявшись прежде по окрестным горам Берна. На даче у великой княгини и в Гофвиле побывать не успел: все это видел прежде, а с тех пор в училище Фелленберга существенных перемен не сделано. Русских там уже нет. Слушал прекрасную проповедь, на бернском наречии, в главной здешней протестантской церкви, и кормил яблоками медведей, коих здесь в честь городского имени (Берн от Bar) держать положено в двух отдельных каменных ямах у городских ворот.