– Испанские страсти, – встрепенулся Сергеев. – Хозе, Кармен и все такое…
– Кармен, между прочим, не испанка, а цыганка, – вмешался Глинский.
– Да ладно?! – удивился Сергеев. – Всю жизнь считал, что испанка…
– Сто пудов – цыганка, – упрямо повторил капитан.
– Умный больно, – беззлобно проворчал Сергеев. – Но какая, по сути, разница? В любом случае, надо прояснить кое-что по части этого подарочка. Сдается мне, здесь не все так просто. Давай-ка, капитан, сюда этого Хозе…
Мигель старался сохранять спокойствие. Он поудобнее устроился в кресле напротив следователя и замер в высокомерном ожидании. Однако вскоре от его равнодушия не осталось и следа.
– Ваше полное имя?
– Мигель Кортес де Сильва и Эстебес.
– Род занятий?
– Энолог.
– Что это такое? Эно…?
– Энолог. Я занимаюсь оценкой виноградников, пробой почвы, воды и вина.
– Место работы?
– Я фрилансер, работаю по контрактам.
– Где вы находились в момент преступления?
– Если вы мне скажете время преступления, я смогу вам ответить. Я был со всеми, когда Орлов обнаружил труп. Зрелище не из приятных. Но когда ее убили – это не ко мне, а, скорее, к Булгакову.
– То есть?
– Булгаков врач… хирург. Он осматривал труп после того, как мы ее нашли.
– Как подробно он ее осматривал?
– Я не очень хорошо видел. Кажется, он пощупал ей пульс, вот здесь, – Мигель прикоснулся к шее. – Чтобы убедиться, что она мертва.
– Больше ничего?
– Трудно сказать. Диван стоит так, что за Сержем мне почти не было видно эту несчастную девицу…
– Ну хорошо. Расскажите о вчерашнем вечере.
– А что – вчерашний вечер? – удивился Мигель. – Провели мы его прекрасно.
– У вас была дама?
– Ах, вот вы о чем! – усмехнулся Мигель. – Слух обо мне пойдет по всей Руси великой… Да, у меня была прелестная дама. Мы чудно провели вечер. И если б нам его не испортили…
– Астахова сама попросила вас разыграть эту сцену? – нетерпеливо перебил его Сергеев.
– Нет, о чем вы? Я когда увидел Орлова с этой… как бы помягче выразиться…
– Девушкой… – подсказал ему Сергеев.
– Ага, девушкой, как же! Где я был, когда она была девушкой… – скривился Мигель брезгливо. – Когда я увидел Орлова с этой телкой, сразу подумал о том, что все пахнет большим скандалом, и в этом скандале Катрин будет обиженной стороной. Мне захотелось избавить ее от унижения. Я сам ей предложил проучить этого кретина.
– То есть, она вас не просила? – встрял в разговор Зубов.
– Нет… Помните, у Булгакова: «Никогда и ни о чем никого не просите, гордая женщина. Сами предложат и сами все дадут…». Так вот – Катрин гордая и никогда не стала бы ни о чем просить. Но не думаете ли вы, что Катрин убила эту… мм… барышню?
– Не имеет значения, что я думаю. И на Воланда вы не тянете, – хмыкнул Сергеев. – Но еще один вопрос на эту тему я задать вам обязан: вы когда-нибудь состояли с Астаховой в интимной связи?
– Ну это-то тут при чем? – возмутился Мигель.
– Черт подери, – следователь разозлился. – А вы видели, что написано на стене? Чье имя? Вы думаете, оно просто так там написано? Кто-то упражнялся во французском правописании? Итак, повторяю вопрос – вы состояли с Астаховой в интимной связи?
– Нет! – заорал Мигель, – Кому нужен такой риск?!
– Насколько я знаю женщин, – проговорил Сергеев, – такая попытка могла бы принести плоды, тем более что ее любовник обходится с ней, как я слышал, не лучшим образом.
– Мне жаль вас, господин следователь, – надменно процедил Мигель. – Вы знали не тех женщин. Наши женщины – он с гордостью выделил слово «наши» – безупречны в поведении.
– Оно и видно, – хмыкнул Сергеев. – Это ей за ее безупречное поведение лицо разбили?
– А это не ваше дело. Мы сами как-нибудь разберемся…
– Ага, разберетесь, – ехидно произнес Сергеев. – Однако, поехали дальше. Во сколько вы отправились спать? И где вы спали этой ночью?
– Спал я вот в этом самом кабинете. Кресло в углу раскладывается во вполне сносное plaza de alojamiento [21]. А во сколько пошел спать – точно не скажу. Примерно в два. Может, и позже.
– Вы ничего не слышали необычного ночью или ранним утром? – Сергеев решил проигнорировать незнакомое ему выражение.
– Вроде нет… Здесь прекрасная звукоизоляция… Если б эту девку убивали за стеной кабинета – я бы не услышал.
– А ночью не вставали?
– Ночью – нет. Утром принял ванну. Мне хотелось подумать.
– О чем?
– Да какая вам разница, о чем? О жизни, – огрызнулся Мигель.
– Во сколько вы принимали ванну?
– Не смотрел на часы. Рано. Проснулся, не мог уснуть и пошел освежиться. Было светло. Но ночи сейчас короткие. Могло быть и пять, и шесть утра. Повалялся в ванне с полчаса и пошел снова спать.