– Во сколько вы встали?
– Около одиннадцати. Точнее не могу сказать. Анна постучала в дверь. Умылся, пришел на кухню завтракать.
– Кого вы там застали?
– Анну. Она варила кофе…
– Антон Ланской тоже находился на кухне?
– Нет. Я спросил, где он, и Анна сказала, что он порезался.
– Значит, сами вы не видели? – спросил Сергеев заинтересованно.
– Нет… Потом на кухню притащился Орлов. Без Катрин, – вдруг добавил Мигель с внезапной злобой.
Зубов оторвался от протокола.
– Они все еще были в ссоре?
– Да кто их разберет! Орлов не казался умиротворенным. Дерганый какой-то. Не знаю, что у них там произошло, но, по моему мнению, хороший секс успокоит кого угодно. Они навряд ли помирились. После того, как Орлов ее…
– Что он с ней сделал? – быстро спросил Сергеев.
– Не знаю… Я при этом не присутствовал. Но утром Орлов имел наглость заявить, что у них все нормально. Именно так он выразился: «Нормально». Врет, скорей всего. Но если даже и так – надолго ли?
– Вам нравится Екатерина Астахова? – спросил Зубов.
– Не ваше дело, – отрезал испанец.
– Вам не нравится Андрей Орлов? – спросил Сергеев.
– Что значит – не нравится? Мы дружим долгие годы. Но это не значит, что мы всегда одобряем друг друга. По большей части – не одобряем. Между нами не все гладко, но это не мешает нам тесно общаться, даже придает отношениям некую остроту, – ответил Мигель. – Это все? Я могу быть свободным?
– Нет, – ответил следователь. – Пока нет. Вы подарили Ланскому на день рождения компакт-диск?
– Да, «Травиату».
– Чем был продиктован ваш выбор?
Мигель задумался. Стоит ли пытаться им объяснить? А собственно, почему бы и нет?
– Анна, жена Антона, танцевала в Ла Скала в две тысячи седьмом. Это именно та постановка, я знаю, ВВС снимали телеверсию. Я как раз приехал в Милан по делам, и она позвала меня. Потрясающий спектакль. И этот диск – большая редкость.
– А в проигрыватель вы вставляли диск?
– Нет, даже не распечатывали, – удивился Мигель. – Точно, не распечатывали!
Мигель вспомнил, как Анна улыбнулась ему, взяв из рук Ланского врученный тому подарок. Это было ее первое выступление в Ла Скала – незабываемое, она и Борис очень гордились им. Ошеломляющий по красоте балетный номер – танец матадоров. Их появление в третьем акте сорвало не меньше оваций, чем несравненная Виолетта – Георгиу[22] и Альфред – Варгас[23]. Искушенная итальянская публика чуть не разнесла зал.
– Понятно, – кивнул Сергеев. – Может, вы сами вспомните что-нибудь, что вчера вам показалось странным?
Мигель равнодушно ответил:
– Теперь все кажется странным.
– Что именно? – насторожился следователь.
– Все. Начиная с того, что Орлов приволок сюда эту девку и…
– Да за что вы ее так? – поморщился Сергеев. – Что вы о ней знаете?..
Он не успел закончить фразу. Дверь открылась, и на пороге возник капитан Глинский. Он сунул Зубову кипу исписанной бумаги и спросил тихо:
– Мне можно здесь послушать?
– А в гостиной закончили?
– Почти, эксперты уже сворачиваются…
– Тогда оставайся, – разрешил Зубов. – А Зимина отправь опрашивать соседей – может быть, кто-нибудь что-нибудь видел…
– Итак, почему вы так отзываетесь о Стрельниковой?
– Да одно то, что она заявилась с Орловым, а потом, когда ее послали, надо сказать, недвусмысленным образом – осталась с Рыковым!
– Почему бы ей не остаться с Рыковым, если с Орловым ее ничто, кроме мимолетного знакомства не связывало?
– Да мне плевать – почему! – отрезал Мигель. – Я знаю одно: если б он ее сюда не притащил, я бы сейчас здесь не сидел, все были бы живы и здоровы, и вы бы имели гораздо меньше головной боли!
– Что вы волнуетесь? – спокойно спросил Сергеев. – Берегите нервы, они вам еще понадобятся.
– Я могу идти? – пробурчал Мигель, пропустив мимо ушей увещевания следователя.
– Да, – ответил Сергеев. – Теперь можете. Подпишите протокол и можете быть свободны…
Мигель вышел, не прикрыв за собой дверь. Зубов выглянул в холл, огляделся по сторонам и повернулся к Сергееву.
– Кресло раскладывается – во что? – фыркнул он.
– Это называется – интеллектуальные понты, – раздраженно отозвался Сергеев, – Типа – иностранные языки надо учить. Закрой дверь и ближе к делу…
– Валяй. Зачем понадобилось убивать девушку, о коей никому ничего не известно, и которую, можно сказать, никто толком не знал? – пробормотал Зубов. – Может, она узнала кого-то, за кем есть что-то темное? Хотя в этом случае уместнее удавку на шею, чем насилие с кровопусканием.