Через полчаса я знал уже, что дядя Жора сам мальчишкой в Крыму, у Врангеля, сабелькой помахал («Против моего, значит, отца». — «Мир тесен. Твое здоровье».). Что бежали они от красных в Латвию, в сорок первом — в Польшу… «К немцам, значит, дядя Жора?» — «К генералу Краснову хотели прибиться, слыхал такого? Писатель был — будь здоров. Да вот немцам сапоги лизал, нам не понравилось. Не было в эту войну на моих руках вашей крови. Вашей, нашей — как сказать?.. В Праге на «Шкоде» самолеты ихние в маскировочные цвета красил. А когда вы их под Сталингра… тьфу, не выговаривается… под Царицыном стеганули, веришь, все в душе спуталось. С одной стороны, не за что нам большевиков любить, а с другой — гордость. «Русские прусских всегда бивали» — Суворов рек, князь Рымникский. Потом погнали вы их и нас шуганули. Перекати — поле стал я на земле сей. До Новой Зеландии докатился. Старший брат в Австралии, в Сиднее, в опере, все заглавные партии перепел — бассо — профундо, куда до него Реброву… Уэлл, живу — не жалуюсь, имею бизнес, а снится…»
Прошло еще несколько лет, коллега привез из США русский журнал «Нива». С таким же, как у давнего, в Петербурге, на Малой Морской издававшегося, виньеточным заглавием, но втрое тоньше. И на последней странице я обнаружил некролог. Памяти постоянного подписчика и щедрого жертвователя. «Покойся с миром, Георгий Иванович Моисеев».
«Он все спутал, но время все спутало тоже.
Были разные правды, как плиты, похожи.
Не такие, как он, не смогли разобраться.
Он погиб. Он уместен на кладбище братском».
Цитирую по памяти не напечатанные, кажется, у нас строки Наума Коржавина. Я слышал их от него в Доме литератора, он не знал еще, что тоже станет перекати — полем.
* * *
Тысяча девятьсот десятый. Над Гатчинским полем летит осенняя паутина. Сквозь прерывистый шум никак не заводящегося «Анзани» слышен сердитый голос генерала Кованько, учиняющего «распеканцию» нижним чинам: опять не прибрали камни, поручик Горшков при взлете шасси сломал. Двое в шинелях, в фуражках с офицерскими кокардами, мирно беседуют — вислоусый сутулый капитан и плечистый подполковник. Кто первым упомянул, что пора бы не «блинчики» по — над поляной жарить, но делать дальний маршрут, в Москву, например, мы не знаем и не узнаем. Сергей Иванович Одинцов в 1917 году стал правой рукой первого красного главковерха прапорщика Крыленко, потом командовал 7–й армией, сражавшейся против Юденича. Скоропостижно скончался в 1920–м. Сергей Алексеевич Ульянин эмигрировал в Англию.
Доверить бы тогда, в 1911–м, им организацию перелета. Не стал бы он «Цусимой русской авиатики». Но и без первого — спотыкливого — шага не было бы дальнего пути.
Братское кладбище прародителей отечественного воздухоплавания распростерлось по всей планете. Обнажим головы перед ведомыми и неведомыми нам могилами. Они того достойны.
(обратно)Литература
История СССР — начало XX в. М.: Высшая школа, 1987.
Авиация и воздухоплавание в России — 1907–1914. Сборники ЦГВИА. Вып. 1–6. 1966–1972.
Авиация в России: Справочник. М.: Машиностроение, 1989.
Вопросы истории России XIX — начала XX вв. Межвузовский сборник. Изд — во Ленинградского ун — та, 1983.
Государственный архив Тамбовской области. Воронеж: Центрально — Черноземное изд — во, 1987.
История русско — японской войны 1904–1905 гг. / Под ред. И. И. Ростунова. М.: Наука, 1977.
Казанский университет. 1804–1975 гг. Очерки истории. Изд — во Казанского ун — та, 1979.
Бадаев А. Большевики в Государственной Думе. М.: Госполитиздат, 1954.
Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX в. М.: Наука, 1986.
Бонч — Бруевич М. Д. Вся власть Советам. М.: Воениздат, 1957.
Боханов А. Н. Буржуазная пресса России и крупный капитал. М.: Наука, 1984.
Брусилов А. А. Мои воспоминания. М.: Воениздат, 1983.