Воспаряя с голой, безлесой вершины Риновер на аппарате с матерчатыми крыльями, натянутыми на деревянную раму, плавно, величественно плывя в нисходящем потоке — в тихую, само собой, погоду, ибо любой порыв ветра был губителен, — Лилиенталь не думал, что его планер — дальний прообраз мощных грозных машин, способных уносить миллионы жизней. Не успел подумать: вскоре он врезался в подножье горы Риновер и погиб.
Куда ведет и куда приведет неугомонный мозг обитателя планеты, поименованного «гомо сапиенс», человек разумный, именно разумом отличающегося от иных тварей земных, к которым он так неразумно жесток?
Пещерный человек, гений, первым добывший огонь трением палочки о палочку, тоже ведь не знал и не хотел знать, во что все это выльется. Ему просто жареное на костре мясо показалось вкусней сырого. И со скоростью необычайной побежала идея по диким горам и долам, от одного племени к другому, чудодейственным образом минуя колоссальные расстояния и не требуя патента.
Аппараты тяжелей воздуха — дети XX века.
Но есть русская поговорка: «Маленькие детки — маленькие бедки, большие дети — большие беды».
* * *
Летом 1908 года под Парижем, в центре (в «поле», как говорят конники) ипподрома Ле Ман некто приезжий купил право построить сарай. По беговой дорожке ипподрома скакали, сжавшись в комок в седлах, стоя в высоких стременах, лихие жокеи, в ясную погоду отличные цветами камзолов, их рукавов, каскеток, в дождливую — с трудом различимые от грязи из — под копыт. Красиво взбрасывая копыта, стлались рысаки — грациозные, несмотря на скульптурность гигантских мышц, орловцы (русский аристократ граф Орлов вывел и вывез эту породу), догоняли и обгоняли их менее кровные и видные собою, более резвые, машистые американские рысаки. Пестрые дамы, господа в визитках и серых цилиндрах, в каких только и принято посещать бега, ажитировали, испытывая удачу в тотализаторе. Их душам были близки чудные животные, они сами по утрам совершали променад в Булонском лесу: дамы в модных английских экипажах, похожих на кузнечиков, мужчины верхами — генералы в черных венгерках, голубые гусары, сановные штатские кавалеристы — любители…
На ипподроме Ле Ман мало кто обращал внимание на неказистый сарай. Разве что репортеры с их непостижимым нюхом на сенсацию — грядущую, возможно, — нет — нет да подбирались к нему.
Репортерам приходилось довольствоваться описаниями того, что вытянутые костлявые черты иноземца напоминают птичьи, что в его серо — синих глазах видится фанатический блеск. Как, может быть, у пресвитерианских пасторов, которые, стремясь приобщить к христианству диких индейцев, порой теряют свой скальп. Находили в нем сходство также с траппером, какими представляли бесстрашных и добрых следопытов по Фенимору Куперу. Наиболее нахальные из пишущей братии сумели установить, что в сарае у него всего — навсего раскладная койка, потертый чемодан, умывальник с зеркалом для бритья да керосинка, на которой по утрам он жарит себе яичницу. Встает на рассвете, работает дотемна. Никого к аппарату странных очертаний не подпускает, помощи ничьей не принимает.
А уж коль, идя на все, дабы разжиться информацией, приводят в сарай с ипподромной трибуны важного гостя — генерала, банкира, даже министра, — иноземец заявляет на своем чудовищном французском:
— Уэлл, но раньше я должен закончить одну важную вещь.
Скрывается и больше не появляется.
«Где были они раньше, — думал, верно, Уилбер Райт, — эти фланеры, эти технически безграмотные бульвардье в своих шляпках из парижской соломки, со своими потными любопытными носами?»
Где они, в самом деле, были, газетчики и родной его Америки, когда шесть лет назад на пустыре Китти — Хоук на берегу Атлантического океана он с младшим братом Орвиллом запустил в небо первый планер, оснащенный собственноручно построенным автомобильным мотором?
* * *
Открытие, изобретение, опередившее время, порой забывается, порой остается в истории, но…
Капитан 1 ранга Александр Федорович Можайский, с 1876 года на протяжении пяти мучительных лет добивавшийся у русского военного министерства ассигнований, сумел, наконец, заказать в Англии для изобретенного им аппарата тяжелее воздуха два двигателя. Но — паровых. Оснащенная ими его стопудовая махина оторвалась все же от земли, и мы справедливо считаем Можайского первым, кто порвал кандалы земного притяжения. Однако попытка, совершенная на поляне в Красном Селе, окончилась неудачей — довольно громоздкий крылатый аппарат оторваться — то оторвался, но тут же и грохнулся, поломался.