К сожалению, изготовление трюмных ламп было делом чрезвычайно нудным. Сорок часов кропотливого труда, а стоит мне допустить малейшую ошибку, и лампы просто не станут работать. И тогда за все потраченное время я лишь окажусь в долгу перед хранилищем за израсходованные впустую материалы.
Однако выбора особого не было.
– Ну что же, – сказал я, – тогда возьмусь за лампы.
Джаксим кивнул и открыл конторскую книгу. Я принялся по памяти перечислять все, что мне нужно.
– Двадцать излучателей средней мощности. Два набора высоких форм. Алмазный стилус. Тентеново стекло. Два средних тигля. Четыре унции олова. Шесть унций высшей стали. Две унции никеля…
Джаксим только кивал и записывал.
Восемь часов спустя я вошел в трактир Анкера. От меня несло раскаленной бронзой, смолой и угольным дымом. Время близилось к полуночи, и в зале никого не оставалось, кроме горстки самых завзятых выпивох.
– Хреново выглядишь, – заметил Анкер, когда я подошел к стойке.
– Я и чувствую себя не лучше, – ответил я. – В котле небось ничего не осталось?
Он покачал головой.
– Народ сегодня голодный был. У меня оставалась холодная картошка, я ее хотел завтра бросить в похлебку. И еще половинка печеной тыквы, кажется.
– Беру! – сказал я. – Правда, к этому еще бы неплохо соленого маслица.
Он кивнул и отправился на кухню.
– Можешь не разогревать! – сказал я ему вслед. – Я просто возьму еду к себе в комнату.
Анкер вынес мне миску с тремя крупными картофелинами и половинкой румяной тыквы в форме колокола. В серединке тыквы, откуда выскоблили семечки, красовался щедрый кус масла.
– И бутылку бредонского пива, если можно, – сказал я, забирая миску. – Откупоривать не надо, а то еще разолью его на лестнице.
В мою комнатенку вели три лестничных пролета. Закрыв за собой дверь, я аккуратно перевернул тыкву, чтобы она накрыла собой миску, поставил сверху бутылку и завернул все вместе в мешковину. Получился сверток, который можно было нести под мышкой.
Я открыл окно и выбрался на крышу трактира. А оттуда перемахнул через узкий проулок на крышу пекарни.
Над горизонтом висел узкий месяц. Он давал достаточно света, чтобы видеть дорогу, и при этом меня не было особо заметно. Не то чтобы я сильно тревожился на этот счет. Близилась полночь, и на улицах было тихо. К тому же люди вообще на удивление редко смотрят вверх.
Аури сидела на широкой кирпичной трубе и ждала меня. Она была одета в платье, которое я ей купил, и рассеянно болтала босыми ногами, глядя на звезды. Ее волосы были такие тонкие и легкие, что стояли ореолом вокруг головы, малейший ветерок вздымал их вверх.
Я аккуратно наступил на середину плоского участка крыши, крытого железом. Кровельное железо негромко бухнуло у меня под ногой, словно далекий, приглушенный барабан. Аури прекратила болтать ногами и застыла, как испуганный кролик. Потом увидела меня и расплылась в улыбке. Я помахал ей.
Аури спрыгнула с трубы и подбежала ко мне. Волосы развевались у нее за спиной.
– Здравствуй, Квоут!
Она отступила на полшага.
– Ой, как от тебя воняет!
Я улыбнулся – самой неотразимой улыбкой за этот день.
– Здравствуй, Аури! – сказал я. – А от тебя пахнет хорошенькой юной девушкой.
– Ну да, конечно! – радостно улыбнулась она.
Аури сделала небольшой шажок вбок, потом вперед, приподнялась на носочках босых ног.
– А что ты мне принес? – спросила она.
– А ты мне? – спросил я.
Аури лукаво усмехнулась.
– Я принесла яблоко, которое думает, будто оно груша, – ответила она, протягивая его мне. – И булочку, которая думает, будто она кошка. И салат, который думает, будто он салат.
– Какой разумный салат!
– Ничего подобного! – она вежливо фыркнула. – Разве это разумно – считать себя салатом?
– Даже если ты в самом деле салат? – спросил я.
– Особенно в этом случае! – сказала Аури. – Достаточно того, что ты и в самом деле салат. А еще и думать, будто ты салат, – как это ужасно!
Аури печально покачала головой, и ее волосы колыхнулись, как будто она находилась под водой.
Я развернул свой сверток.
– Ну а я принес тебе картошки, половинку тыквы и бутылку пива, которое думает, будто оно хлеб.
– А кем считает себя тыква? – с любопытством спросила Аури, глядя на еду. Руки она держала сцепленными за спиной.
– Тыква знает, что она тыква, – ответил я. – Но делает вид, будто она заходящее солнце.
– А картошка? – спросила Аури.