— И что, ты получаешь удовольствие от такого дела? — с сомнением спросил он.
Я рассмеялся выражению его лица, но тут же оборвал смех, когда в спине вспыхнула боль.
— Нет, магистр. Я просто заботился о себе как мог.
Он продолжал смотреть на меня, все еще теребя нижнюю губу.
— Покажи, где порвалась нитка.
Я показал. Подобное не так легко забывается.
Он подверг старый шрам более тщательному осмотру и снова потрогал, прежде чем посмотреть на меня.
— Возможно, ты говоришь правду, — пожал он плечами. — Я не знаю. Но я бы решил, что если… — Он умолк и глянул пристально мне в глаза. Потом поднял руку и оттянул одно веко. — Посмотри вверх, — сказал он врачебным тоном.
Нахмурившись от того, что увидел, Арвил взял мою руку, сильно нажал на кончик ногтя и внимательно наблюдал секунду-другую. Его хмурость усугубилась, когда он, придвинувшись, взял меня за подбородок, открыл мне рот и понюхал.
— Тенназин? — спросил он и сам себе ответил: — Нет, конечно налрут. Я, наверное, старею, раз не заметил раньше. Это также объясняет, почему ты не залил кровью весь мой красивый чистый стол. — Он сурово посмотрел на меня: — Сколько?
Я не видел смысла сопротивляться:
— Два скрупула.
Арвил помолчал немного, затем посмотрел на меня. Через секунду он снял очки и яростно протер их обшлагом рукава. Водрузив их обратно, он посмотрел мне прямо в глаза:
— Нет ничего удивительного в том, что мальчик, боящийся порки, накачивается перед ней лекарствами. — Он внимательно посмотрел на меня. — Но почему если он так боится, то снимает рубашку перед поркой? — Арвил снова нахмурился: — Ты мне это объяснишь. Если ты лгал раньше, признайся, и все будет хорошо. Я знаю, как мальчишки любят сочинять дурацкие сказки.
Его глаза поблескивали за стеклами очков.
— Но если ты сейчас солжешь, то ни я, ни кто-либо из моих ребят не будут зашивать тебя. Мне не лгут. — Он скрестил руки на груди. — Ну. Объясняй. Я не понимаю, что происходит. А этого я не люблю больше всего на свете.
Последнее спасение — правда.
— Мой наставник, Абенти, научил меня в целительском искусстве всему, чему мог, — объяснил я. — Когда мне пришлось жить на улицах Тарбеана, я лечил себя сам. — Я указал на свое колено. — Сегодня я не надел рубашку, потому что у меня всего две рубашки, а прошло уже много времени с тех пор, когда у меня их было так много.
— А налрут? — спросил Арвил.
Я вздохнул.
— Я не вписываюсь в общие рамки, сэр. Я младше всех, и многие люди думают, что мне здесь не место. Я огорчил многих студентов тем, что так быстро попал в арканум. И я умудрился настроить против себя магистра Хемме. Эти студенты и Хемме с друзьями — все они наблюдают за мной, ожидая малейшего признака слабости.
Я перевел дух.
— Я принял налрут, потому что не хотел потерять сознание. Мне нужно было показать им, что они не могут причинить мне боль. Насколько я знаю, лучший способ оставаться в безопасности — это заставить врагов думать, что они не могут причинить тебе боль.
Все сказанное звучало довольно неуклюже, но было правдой. Я ответил магистру медицины вызывающим взглядом.
Наступило долгое молчание — Арвил смотрел на меня. Его глаза немного сузились за очками, словно он пытался что-то разглядеть внутри меня. Потом он снова потер верхнюю губу пальцем.
— Наверное, если бы я был старше, — медленно произнес он, так тихо, словно говорил сам с собой, — я бы сказал, что ты выставляешь себя на посмешище. Что другие студенты — взрослые люди, а не вздорные драчливые мальчишки.
Арвил снова помолчал, все так же рассеянно теребя губу. Затем его глаза заискрились морщинками по краям — он улыбнулся мне.
— Но я не настолько стар. Хм! Пока нет. Даже наполовину. Всякий, кто думает, что мальчишки невинны и милы, никогда сам не был мальчишкой или позабыл об этом. А тот, кто думает, что люди не бывают жестоки и не причиняют друг другу боль, вряд ли часто выходит из дома. И уж конечно, он никогда не был медиком. Мы видим последствия жестокости чаще, чем кто-либо.
Прежде чем я успел ответить, он сказал:
— Закрой рот, э'лир Квоут, или я почувствую себя обязанным влить в него какое-нибудь сильное тонизирующее. Ага, вот они и пришли. — Последнее было сказано про двух студентов, появившихся в комнате: один — тот самый ассистент, который меня уже видел; другой же, к моему удивлению, оказался девушкой.
— А, ре'лар Мола, — обрадовался Арвил, все следы нашей серьезной беседы исчезли с его лица. — Вы слышали, что у вашего пациента два прямых чистых пореза. Что вы принесли, чтобы исправить ситуацию?