12 февраля 1919 года «Наша газета» в заметке «О голодающих» привела слова Рыскулова: положение создается критическое, голодающих зарегистрированных один миллион, а не зарегистрированных еще больше, «…т. Рыскулов отмечает несочувственное отношение к делу борьбы с голодом… со стороны местных исполкомов…» Он предложил декретом обложить имущие классы независимо от национальностей, но «т. Казаков категорически высказался против обложения… дабы не нажить лишнего врага. Верховный революционный совет и ЦИК согласились с Казаковым».[76]
В марте 1919 года Т. Рыскулов выступил на 7-м Чрезвычайном съезде Советов с докладом Центральной комиссии по борьбе с голодом в Туркестане. Он сказал, что среди 970 000 учтенных голодающих три четверти составляют киргизы-кочевники и одну четверть – оседлые жители, а всего страдают от истощения около двух миллионов людей. Перерезав скот до последней головы, «несчастные кочевники бросились в населенные пункты, надеясь здесь подаянием или случайной возможной работой как-нибудь влачить существование, а другая часть продолжала бродить по кочевьям, питаясь всяческими суррогатами, как, например, зелеными листьями кустарниковых растений, черепахами, зеленой травой, клевером, горькими кореньями растения, так называемого «алгы», и другими, безусловно неудобоваримыми и вредными для человеческого организма (хлопковые жмыхи).
Трагизм в состоянии этих бедняков достиг, наконец, крайности после того, как были удостоверены случаи буквального поедания человеческого мяса, причем голодные, потерявшие человеческий облик люди рвали друг у друга мешки, наполненные мертвечиной, и утоляли ею звериный голод. Случаи же продажи голодными родителями своих малых детей в полную собственность, то есть в рабство баям, стали обычным ужасным злом, получавшим уже широкое распространение».[77]
«Власть пролетарская» предоставила обездоленным кредит в 5 миллионов рублей – вспомним, что еще в конце 1918 года Рыскулов просил «хотя бы 40 миллионов».
Помощи не хватило. Вымерла, по данным комиссии, треть голодающего населения.
Рыскулов обвинил краевую Продовольственную Директорию в том, что она была больше озабочена снабжением армии и тех учреждений, которые «со сжатыми кулаками» требовали свое.
«Если бы голодающий пролетариат мог явиться в тог же ЦИК или в ту же Продовольственную Директорию и потребовать свои права тоже со сжатыми кулаками, та получилась бы совершенно другая картина. Но голодающий пролетариат, особенно туземный, вымирал и своих прав не мог требовать. …Количество умерших исчисляется в огромных размерах. Можно сказать, что эти погибшие люди спасли положение и даже спасли советскую власть, так как если бы они, эти миллионы голодающих, также пришли со сжатыми кулаками и потребовали своей доли, то они не оставили бы камня на каине и перевернули бы все; но эти элементы были бессознательны, так как они не были организованы. Поэтому нам приходится сознаться, что хотя мы их и не накормили, но они спасли общее положение.
Краевая Продовольственная Директория заявляет: мы вам дать ничего не можем… Но строить здесь советскую власть на костях туземного пролетариата нельзя, как хотят допустить некоторые».[78]
Тем временем на жителей обрушивались то хлебная монополия, то продовольственная диктатура с запретом базаров, то продразверстка с грабежом последней горсти: зерна.
Весной 1919 года ТурЦИК направил в Ферганскую область двух особоуполномоченных «исключительно па делам киргиз». В Андижане они застали следующую картину: партийные и советские чиновники разъезжали в парных экипажах, а дехкане впрягались вместо лошадей и пахали поля. Из Джалал-Абада телеграфировали, что киргизы встретили их радостно и благодарят советскую власть за оказанное внимание. «Они жалуются, что последняя трехлетняя история пролетарской революции разорила их экономически и духовно…».[79]
В ту же Ферганскую область съездил председатель Совнаркома Туркестана Сорокин. Он самолично подтвердил безобразия:
«…От мусульман отбирают все, и не только отбирают, но и убивают их. Наши солдаты вместо защиты несут грабежи и убийства… В кишлаках население терроризировано и бежит. Растут шайки разбойников. Но, может быть, возразит кто-нибудь, что это не партия, а Красная Армия чинит насилия. Но партия стоит во главе… Мусульманский пролетариат просит помощи у русских, но те отвечают, что не доверяют им. Мусульман травят, мусульман даже убивают… Мусульманская беднота терпит от наших отрядов, уничтожавших без разбору (их) имущество, женщин и детей… Мусульмане-националисты… каким образом они могут относиться к нам дружески, когда видят только оскорбления? Мы сами делаем их националистами…».[80]