Выбрать главу

В течение двух дней мы с братом, Амиром Мухаммад-лала, Амиром Максудом и накибом Мухаммадом-мустауфи занимались сбором [податей] с Шайхланга и Рамгаха. Приехал гонец и сообщил о болезни Малика ‘Али. Малик Махмуди и [сей] раб выехали в Чапраст и сразу же пошли его, «гостя» [сего бренного мира], проведать. Щеки его пылали от жара, на лбу выступила испарина. Его горячее дыхание и тревожные стоны отзывались болью в сердцах друзей. Двадцать дней, как мы не виделись друг с другом из-за небольшой размолвки. Увидев [сего] бедняка, Малик ‘Али прочел следующее двустишие:

Помирись же со мной, несчастным, тебя искал я. Не помириться, [когда я] в страдании и горячке, [это] не путь дружбы.

Прочтенные стихи сожгли огнем тревоги сноп моего терпения, и я ответил ему тоже стихами:

Это я лишен друга, что так живу, О, как несчастен я, более чем несчастен! Я достоин такой и даже худшей награды, Если не пойду после этого по улице дружбы!

Прижавшись лицом к его луноподобному лицу, как страстно я желал, чтобы его страдания перешли ко мне! Когда мы с Маликом Махмуди после посещения больного вышли [из помещения], /332/ Малик Махмуди сказал: «Тысячу сожалений, но болезнь эта — тяжелая!»

Было начало второй десятидневки рамазана 1000/июнь 1592 г.{501}, десятое число. Чистой душе [Малика ‘Али] наскучило пребывание в сем бренном мире, и она избрала общение с ангелами на ступенях небес. Малики, эмиры и все систанцы разорвали рубаху терпения. Из Сарабана вместе с гаремом приехал великий малик, увидел в том положении любимца своего рода, и светлый мир потемнел в его очах. Ни на один миг не забывал он обычай [выражать] огорчение и скорбь и читал нижеследующие стихи:

Когда поднялся с моей груди среброгрудый кипарис, Вознеслись из моего сердца тысяча испепеляющих душу стонов. Это — не огонь, который можно погасить потоком слез. С каждым моим вздохом пламя лишь набирало силу. Все вопреки нашему желанию, по воле рока! Судьба перестала, что ли, благоволить к нам?

Время драгоценной жизни Малика ‘Али — 24 года. Он был женат на дочери дяди по отцу, чистейшей Биби Сакина-султан. Детей у них не было. Маулави{502} на дату его смерти сочинил следующее кита:

Принц Малик ‘Али, согласно предначертанию Аллаха, [Внезапно покинул сей бренный мир].

Когда я стал искать в уме дату его кончины, он сказал:

Ищи дату его смерти [в словах] «гам-и бихадд»!{503}

После смерти Малика ‘Али радость покинула нас, [его] друзей. Постоянным спутником и собеседником [сего] бедняка стала печаль:

/333/ Радостными были дни, проведенные с другом. Все остальное — бесполезность и суета.

Хотя лучший из маликов не вмешивался ни в дела правления, ни в финансовые вопросы, [само] его существование являлось опорой власти маликов. Тем более что тогда, когда одновременно погибли семь-восемь маликов, а великий малик был постоянно занят устройством веселых пиров в крепости Кал’а-йи Фатх, о систанцах в Чапрасте заботились Малик Махмуди, Малик ‘Али и [сей] раб.

После того как с Маликом ‘Али случилось несчастье, великий малик переехал в Чапраст и стал помощником, пособником и поддержкой родственников в содержании войска в Чапрасте. Мир с узбеками снова [был нарушен], и началась война. [Поддерживать] сношения с Систаном высокий хакан поручил Тенгри-Берди-оглану{504}. Войско [узбеков], словно муравьи и саранча, вновь хлынуло к границам Систана.

В 1002/1593-94 г. Тенгри-Берди-оглан и все [остальные] огланы, находившиеся в тех пределах, под предлогом нападения на Мекран прибыли в Систан. Побывали в Зирихе и Рамруде и увели в плен часть местных жителей. Во время возвращения оглана [в Систан] в силу переменчивости его характера каждый месяц все было готово для войны и [заключения] мира. Взаимоотношения строились таким образом, что десять раз в году была война и [лишь] три раза [за это время] заключался мир.