После нескольких дней пребывания в Кирмане мулазимам — слугам малика — становится ясно, что помощи не будет. Со всей поспешностью [малик] вернулся [в Систан]. Как уже написано пером истины, он благополучно въехал в благословенную крепость Кал’а-йи Тракун.
В то время в Кал’а-йи Фатх навестить великого малика приехали Малик Махмуди и Малик Абу-л-Фатх. Накиб Махмуд Сарабани и [другие] накибы — все [единодушно] советовали ехать в Систан. Приезд малика из Ирака поднял такой шум в Систане, что, будь их спутниками тридцать венценосцев, узбеки, даже не [пытаясь] узнать, в чем дело, не опустили бы поводьев нигде до самого Герата. Одним словом, мы с тремя тысячами мужей проехали до окрестностей Кичули и Чапраста. Всю ночь накиб и еще двое-трое воинов, желавших сражения, шептались с маликом. Когда настало утро, [малик] спешился в каком-то месте для молитвы. /379/ [Совершив] ее, то победоносное войско, словно голодные волки, совершило налет на укрепления Кичули, схватило двадцать-тридцать узбеков и привезло [их] к [малику]. Расположившийся там малик написал записку Баки-хану, отпустил бахадуров, а [сам] вернулся назад. Малик Махмуди, Малик Мухаммад, [сей] раб, Малик Валад и все [остальные] родственники были опечалены этим его поступком, хотя не обмолвились ни словом, чтобы не тревожить его. Однако были очень расстроены. Когда мы приехали в крепость Тракун, Баки-хан стал укреплять крепость Тагрун, поддерживая добрые отношения с Амиром Махмудом и систанцами. Целую неделю в крепости совещались и изыскивали меры. Все чувствовали растерянность. Если порой кому-нибудь приходила на ум стоящая мысль, другие, несмотря на достаточность ума и твердость духа, высказывали противоположное суждение. В конце концов Малик Махмуди и весь народ сошлись на том, чтобы снарядить войско в Сарабан и перевезти в крепость зерно, вытащив его из песков Сарабана{589}, которое, подобно наступающему дню, скрыто завесой неизвестности. Когда Кал’а-йи Фатх будет полна продовольствия, тогда можно держать крепость еще некоторое время.
Поскольку было решено созвать на следующий день маджлис, [на котором] малики, накибы и раисы [должны] будут принять решение, [великий] малик в тот же вечер тайно вызвал [сего] раба [к себе]. Он сказал: «Гандж ‘Али-хан и иракское войско не верят в наш приезд. В противном случае они не отказали бы [нам] в помощи. Советую отвезти вашу семью в Кирман. Мы же отправим с вами Хамза-мирзу{590}, пусть он везет вместе с вашей семьей свою мать. Когда женская часть вашей и нашей семей прибудет в Кирман, Хамза-мирза, так как он еще ребенок, пусть живет в Кирмане, а вы привезите [с собой] кызылбашское войско». Поскольку я был согласен с этим мнением, то принял предложение Малика [Джалал ад-Дина]. Я сказал: «Малик Махмуди и Малик Мухаммад не знают [о вашем] предложении. Быть может, они не дадут согласия. Если же сказать об этом, то тайна перестанет быть тайной. Лазутчики узбеков проведают и перекроют дороги. [Единственный] путь — на завтрашнем /380/ сборище я придерусь к чему-либо сказанному и нагрублю Малику Мухаммеду и поклянусь, что не пойду в войско, в котором будет он. Вы же, [воспользовавшись] этим предлогом, скажите: ”Мы — одни, оставьте такого-то нам!” Когда Малик Мухаммад и Малик Махмуди и остальные родственники уедут в Сарабан и крепость опустеет, мы выедем в Кирман. Через месяц ждите помощь».
Это мнение было встречено с одобрением. В ту ночь [сей] раб не спал, вызвал сорок не имеющих себе равных всадников из Зириха. [Взяв с них] клятву и обязательство не разглашать тайну, твердо сказал им: «Завтра вы поедете со мной. Сделайте вид, что вы отказываетесь повиноваться [систанскому] войску. Это ”неповиновение” направлено ко благу живущих в крепости. Как говорят, ”тот, кто отстал от войска, — лев”». Зирихцы, назначенные сопровождать [нас], доверились этому решению, за исключением Йусуфа Сикандара, который не согласился с ним, тайно от [сего] бедняка ушел с войском в Сарабан и был убит в сражении с узбеками в том самом походе.